– Девочки, девочки, успокойтесь! – раздался нежный голосок третьей, до тех пор молчавшей девушки. – А то вы сейчас столько наговорите, что завтра смотреть друг на друга не сможете, стыдно обеим будет.

Было очевидно, что все эти молодые люди знакомы уже много лет, да и дружат с давних пор – возможно, с раннего детства. Поэтому рассориваться никто не хотел, и мир потихоньку вернулся в их небольшое общество. Воинственные позы сами собой исчезли, на губах появились улыбки, Люсинда и Иришка, раскинув руки, обнялись, и дальше все три девушки пошли вместе, что-то оживлённо обсуждая. Двое молодых людей двинулись следом, всё так же в нескольких шагах позади своей «дамы».

Тут подросток, не обращавший внимания на разгорающиеся впереди страсти и, по обыкновению, молчавший, что-то негромко произнёс. Это было настолько удивительно, что все сразу же повернулись в его сторону:

– Что ты сказал, Виталик? – спросила третья девушка. – Мы не расслышали.

– Там глаз, – произнёс тот, кого назвали Виталиком, и для убедительности ткнул пальцем в большой пучок осоки, вознамерившейся вылезти прямо на тропинку.

– Вечно ты, Виталинька, выдумываешь, – проговорила не тронувшаяся с места Люся, в то время как Иришка дёрнула изо всех сил подругу, которая так и продолжала всё это время держать своей тонкой, изящной ручкой её пухлую руку, и с криком:

– Нинуля, за мной! – в несколько прыжков преодолела расстояние, разделявшее её и Виталика, склонившегося над краем тропинки, и разочаровано проговорила:

– Никакого глаза не вижу.

– Да ты не туда смотришь, – услышала она ломающийся подростковый голос. – Вон видишь, широкий такой лист осоки, засохший весь? Видишь?.. Ну, коричневый он… – И снова: – Видишь?.. Вот, а теперь смотри: над тем местом, где он к стеблю присоединён, глаз виднеется, чёрный такой, круглый. Видишь?

– Вижу, вижу. Вот он моргнул… Действительно глаз, на бусинку похож, – проговорила Ирина, в то время как вся компания собралась за спиной Виталика, который по праву первооткрывателя протянул к обнаруженному им глазу руку.

Из-за стебля осоки стремительно вынырнула небольшая округлая птичья головка и, больно ткнув в руку острым клювом, снова спряталась в спасительной траве.

– Смотрите, ещё и дерётся! – с обидой в голосе проговорил юноша, или ещё мальчик – кто это разобрать может, да и как понять, когда это великое таинство происходит – переход из детства во взрослую жизнь.

Теперь уже двумя руками Виталий забрался в гущу травы и вскоре извлёк оттуда белую, с серо-голубыми разводами на крыльях небольшую птичку, которая яростно вырывалась и издавала пронзительные гневные крики, особенно когда руки касались безжизненно свисающего правого крыла.

– Чайка… – Как заворожённый Виталик смотрел на птицу, понявшую, что вырваться не удастся, и смирившуюся со своей участью.

– У неё крыло сломано, а так ты её в жизни бы поймать не смог, – как приговор произнесла Людмила, а Пётр, один из её верных пажей, или как их там называют, констатировал, как главный среди всех собравшихся специалист:

– И вовсе не сломано, а дробинкой прострелено. Видите в плечевой косточке выемку? Это след от дробинки.

– Я её домой отнесу, моя мама кого хочешь вылечит, – встрепенулся Виталий, и топот его ног быстро растаял за поворотом тропинки.

Через десять минут он уже протягивал птицу своей матери, Нине Архиповне, которая посмотрела на чайку, но даже дотрагиваться до неё не стала, не то что в руки взять.

– Принёс, значит, принёс. Пусть живёт, она нас не стеснит, – и тут же принялась обустраивать место, предназначенное для новой жилицы.