Я поправил на ухе украшение. Это был кафф в виде ящерицы, сворачивающейся клубком, пытающейся укусить свой хвост. Я носил украшение на левом ухе. Кафф был сделан так, что образовывал вверху острый угол, из-за чего казалось, что левое ухо у меня – остроконечное. Прямо как у тех волшебных существ, которые тут же приходят на ум, когда речь заходит об остроконечных ушах. Как их там называют в детских сказках? Эль… Эли… Эльфи… Не помню.

Тольскер с удивлением и неодобрением посмотрел на меня, но промолчал – наверное, впервые видел, чтобы мужчина носил ушные украшения. И если знати подобную блажь ещё можно простить, то увидеть эдакое на простолюдине, вроде меня, было для него крайне странным.

Я запер дом, мы спустились по крыльцу и тронулись в путь. Снег валил как пух из разорванной перины, снежинки огромные и липкие, под ногами чавкало, в воздухе стояла сырость.

Я жил в приличном районе, отделённом от центра города речушкой. Место называлось «Район-за-Рекой», Риван-Сгаир. Тут стояли, в основном, двухэтажные дома, типа моего, имелись и лавки. Во внутренних дворах некоторых крупных домов разбиты сады. Район тихий, и жили здесь респектабельные граждане.

Как раз к соседнему дому подходила женщина, за которой шла служанка, нагруженная сумками и корзинами.

– Здравствуйте, мастш Рой! – крикнула соседка.

– Здравствуйте, мэдэмэ Элиза, – приветливо ответил я.

Меня здесь знают и уважают. Почти все обитатели района обращались ранее ко мне за помощью.

Чтобы попасть отсюда в другую часть города, нужно миновать реку, что называлась Ривана. Как раз неподалёку от моего дома находился горбатый каменный мостик, к нему мы и направились.

За рекой стояли высокие каменные дома центральной части города. Над ними, чуть вдали, поднимались башни дворца. А над всеми возвышалась она – Серая Башня. Самая необычная, величественная и странная. Сейчас её было плохо видно из-за снегопада.

Дорога была мощеной, но под ногами хлюпала слякотная жижа – снег всё валил, валил и тут же таял.

– Вы не носите оружия? – спросил начальник дворцовой стражи.

Я потёр друг о друга руки в перчатках и сказал:

– Как правило, нет, мастш Тольскер. Мне оно ни к чему.

– А если случится драться?

– Справлюсь… своими силами.

– Даже ножа при себе не имеете?

Я пожал плечами.

– Мне он не требуется.

– Как знаете.

Когда мы переходили по мосту, я на ходу полюбовался на уток, проплывающих стайкой внизу – это были городские утки, они не улетали в тёплые края, а всю зиму оставались здесь и кормились тем, что подбрасывали горожане.

Миновав мост, мы попали в кварталы центральной части города. Дома каменные и высокие – чаще всего в три этажа плюс чердак или мансарда. С каждым шагом мы становились всё ближе к Серой Башне, что возвышалась впереди, и я слегка побаивался встречи с ней.

– Да уж, вот вам и ноябрь, – сказал Тольскер.

Я взглянул на него – начальник дворцовой стражи был весь покрыт снегом, усы побелели. Наверное, я и сам в тот момент походил на карпа, вывалянного в муке.

– У меня на Родине, – сказал я, – ноябрь называется «хиндари».

– Очень красивый у вас на Родине язык, – ответил Тольскер, затем выдержал паузу и добавил. – Только я не помню, чтобы в Талессии ноябрь называли «хиндари», в Талессии ноябрь называют «нэвэрэн».

Он с подозрением уставился на меня, хотя трудно было сохранять пристальный серьёзный взгляд под сплошным хлопьями снега, летящими в лицо.

Я пожал плечами:

– Я из небольшой глухой деревушки в Талессии, и там свой особый диалект.

Он хмыкнул и отвернулся.

Вот чёрт меня дёрнул ляпнуть про «хиндари». Я тут же велел себе впредь держать язык за зубами и не болтать лишнего при этом субчике. Человек он, похоже, не глупый, и дотошный, и подозрительный. Отец всегда говорил мне: «Не шурши листвой у логова спящего эндгарра».