- И в чём выразится это уважение? – хмыкнула я. – Понимаете, сейчас я вижу перед собой пустую каменную хоромину, в которой нет ничего – ни еды, ни мебели, ни даже постели нормальной. И её как бы хозяина, который сидит, нос повесил, и что-то даже разговаривать со мной не торопится. И вас. Но вы, как бы это вежливо сказать, ни воды не принесёте, ни еды не добудете. Но активно уговариваете меня на что-то. А ваш подопечный, или кто он вам? Потомок? В общем, вот этот достойный, наверное, мужчина пока ещё ни слова не сказал. А говорить вроде умеет, я слышала. Почему мне кажется, что здесь что-то не так?

- Всё так, леди Серафима, - голос Эдрика зазвучал особенно ласково. – Он у нас не из разговорчивых, всё верно. Он немного привыкнет к вам, и всё вам скажет, что положено. И подарки подарит богатые. Что бы вы хотели? Драгоценности? Заморские шелка? Коня? Ловчего сокола?

- Для начала – чистую постель и где помыться. Всё то, что я вижу, как-то не очень соотносится со словами о драгоценностях и чём-то там заморском. И сортир у вас тут под кустом, да? Зимой тоже? А едите вы тут что? Всё, что было в кухне, мы сейчас съели за милую душеньку. А вот это тело, - я кивнула на Хьюго, - судя по всему, хорошо питается, кто его кормит?

- К чему вы клоните, леди Серафима? Да, признаю, замок несколько в запустении, но Хьюго отвечает за охрану границ Туманного леса, поэтому не уделял хозяйству должного внимания. Но теперь всё переменится.

- И почему мне кажется, что вы оба пытаетесь о чём-то умолчать? О чём-то важном, так? О чём-то, что мне не нужно знать, потому что если я узнаю, то убегу, сверкая пятками? – я смотрела то на одного, то на другого.

- Например, о чём таком мы можем умалчивать? – изумлённо спросил Эдрик.

- Ну вдруг он уже женат, например. Или был женат, раз так шесть, и уморил всех своих жён. Или он опасен, и убивает всех, кто ночует с ним в замке, почему тут нет никого, сам же сказал, что разбежались. Ну и я ещё могу придумать варианты, верите?

- Не нужно ничего придумывать, - внезапно заговорил Хьюго. – Я в самом деле опасен. Я убил несколько своих соратников в припадке безумия. А потом убил своего отца.

Ну приплыли, называется. Мне выдали маньяка-убийцу? Он не помнит себя во время приступов и крушит всё живое? А то ещё и неживое? Потому от него и разбежались все, кроме призрака, которому уже не страшно?

Видимо, это было написано на моём лице большими буквами, потому что тот самый призрак как рухнет сверху Хьюго на голову, и видимо, это было как-то нехорошо, потому что Хьюго затряс головой и заругался.

- А ну слезь, дохлятина!

- Я тебе предок, а не дохлятина!

- Дохлый предок!

- А ты придержи свой дурной язык, понял? Нечего говорить о том, о чём ничего не знаешь, сколько тебе повторять?

Эдрик снова взмыл наверх, видимо, немного там отдышался (или что ещё призраки делают, не знаю, человек бы отдышался), опустился поближе ко мне и заявил:

- Миледи Серафима, не слушайте его! Он не может говорить о том, чего не знает точно! А он не знает!

- А кто знает? – тут же среагировала я.

Потому что желательно выяснить бы. У меня, кажется, карма такая – попадать на тех, кто решает проблемы в семье посредством убийства.

- Никто, госпожа Серафима, - вздохнул Эдрик. – Не осталось свидетелей. Давайте, я расскажу вам, что знаю, а он-то ничего не расскажет, он себя не помнит. Его словам не стоит верить.

- Погодите, господин Эдрик, - покачала головой я и повернулась к Хьюго. – Скажи, только честно: ты помнишь или нет? Или твой покойный прапрадедушка тебя тут выгораживает сейчас?

Вроде, Хьюго ведёт себя как парень честный, хоть местами и странноватый. Вот пусть и скажет, как есть.