И так теперь проходили все мои ночи. От одной женщины к другой, от одной стычки к следующему сражению. В любви мне везло больше, чем на войне – каждое утро я неизменно просыпался на продавленной общажной кровати, сраженный рукой очередного противника. И весь день проходил в планировании – как и куда пойти в свой следующий сон, чтобы прожить в Хагене еще чуть дольше. Поначалу я даже пробовал уснуть в ту же ночь – но связь будто обрывалась, и требовалось много часов очень активного бодрствования, чтобы снова стать эльфом.

Пожалуй, только это меня и спасало – необходимость как следует утомить мозг перед следующим сеансом. Сам того не замечая, я стал настоящим наркоманом, живущим в ожидании следующей дозы. Я перестал общаться с друзьями, да и девушки в реальности больше не интересовали меня, поскольку каждую ночь я мог получить гарантированную замену, притом куда лучшего качества. Единственным, что мне не нравилось, было количество желающих меня убить. Я уже достаточно прокачал свой навык фехтования, чтобы спокойно справиться с пятью или шестью противниками, и одинаковые, заученные наизусть бои стали откровенно докучать. Мне хотелось путешествовать, исследовать мир, общаться с обычными людьми. Девушки охотно рассказывали мне все, о чем я спрашивал – но им от меня нужны были не разговоры, и после нескольких предложений они начинали явно терять ко мне всякий интерес. Поэтому я знал лишь, что Хаген – это столица Айолы, и что в Айоле ненавидят эльфов и убивают их при каждом удобном случае. Я пытался выяснить у каждой из них, почему тогда они ведут себя прямо противоположным образом, но в этот момент все девушки начинали многозначительно молчать и бросать томные взгляды. Я понимал, что у них ничего узнать не удастся. Но любая попытка заговорить с мужчинами оканчивалась криком: «Проклятый эльф!» и смертью – или их, или моей.

И наконец, у меня появился план. Я давно заметил, что царапины, которые я получаю в стычках, почти безболезненны и заживают с невероятной скоростью, не оставляя следа. И я решил попробовать изменить свою судьбу. Изучение внешности местных жителей показало, что я – точнее, мое эльфийское тело – отличалось от них только формой ушей, ну и чуть более благообразной внешностью. Но последнее не должно было так уж сильно бросаться в глаза, если бы уши у меня стали правильными.

И вот однажды утром, когда слуга принес мне мой меч, я решительно поднял его, сделал короткое движение сначала справа, а затем слева…

Мир неожиданно замер, причем вместе со мной. Я не мог пошевелить рукой, не мог даже вздохнуть, и все вокруг окутала абсолютная тишина. А затем воздух дрогнул, на мгновение стало темно, будто мигнула лампочка, – и все стало нормальным и привычным. И даже, пожалуй, чуть более настоящим.

Я посмотрел в зеркало на свои уши – еще слегка розовые, но уже совершенно целые. Обычные человеческие уши, разве что малость примятые сверху. Слуга тем временем куда-то исчез, но за время своих амурных похождений я успел поднатореть в искусстве крючков и шнуровок. Довольно насвистывая, я спустился в зал. Один из четверых головорезов при виде меня дернулся, я привычно положил ладонь на рукоять меча, висевшего в ножнах за спиной, но тот прищурился и пробормотал с подозрением:

– Ты ведь не эльф?

– Нет, – довольно ответил я.

– А кто такой? – спросил другой – тот, которого я уже неоднократно разрубал пополам.

Я снял со спины меч и сел рядом с ними, положив ножны на колени. Затем откинулся на спинку стула, закинув на стол ноги, глянул на темный закопченный потолок и, наконец, сказал: