Она подошла к плотине; вода переливалась через стену, а позади нее образовалась глубокая заводь. Любимое местечко Генри, он тут купался. Вирджиния села на траву – на том месте, где они летом устраивали пикник. Собаки обожали речку. Они стояли по брюхо в воде и лакали с такой жадностью, точно не пили целый век. Вдоволь напившись, они вышли на берег, и отряхиваться им захотелось только у ног хозяйки. Послеполуденное солнце пригревало землю. Вирджиния сбросила куртку и немного понежилась в теплых лучах, однако комары не заставили себя ждать, они летели со всех сторон и кусали нещадно. Пришлось подняться, свистнуть собак и отправиться домой.

Она была на кухне, когда вернулся Эдмунд. Курица уже зажарилась, Вирджиния толкла сухари, чтобы приготовить хлебный соус. Услышав шум подъехавшей машины, она удивленно взглянула на часы – всего лишь половина шестого. Как рано сегодня вернулся Эдмунд! Обычно он возвращался из Эдинбурга не раньше семи. Может, что-то случилось?

Утешая себя мыслью, что ничего плохого случиться не могло, Вирджиния ссыпала толченые сухари в кастрюльку, где уже были все необходимые ингредиенты: молоко, лук, чеснок, и начала размешивать соус. В коридоре, ведущем из холла, раздались шаги. Дверь отворилась, Вирджиния с улыбкой, но все еще слегка встревоженная повернула голову.

– Сегодня я рано приехал, – сообщил Эдмунд, хотя это и так было ясно.

Вирджиния, как всегда, с удовольствием задержала взгляд на своем муже, и, как всегда, он ей понравился: синий костюм в полоску, светло-голубая рубашка с белым воротничком, шелковый галстук от «Диора» – ее рождественский подарок, в руке портфель. Надо думать, он немного устал: успел ведь и поработать, да и дорога не близкая. Но по нему не скажешь, как всегда, выглядит бодрым и свежим, впрочем, он никогда не жалуется на усталость, а его матушка уверяет, что она ему вообще неведома.

Он был красивый – высокий, с юношеской фигурой, словно и не вступил уже в достаточно солидный возраст, морщины тоже щадили его. Только волосы изменились. Когда-то они были очень черные, а теперь серебристые, но такие же густые и блестящие, как прежде. Молодое лицо и седина, этот контраст придавал ему еще большую привлекательность.

– Что-то случилось? – спросила Вирджиния.

– Кое-что. Я тебе расскажу. – Он подошел поцеловать ее, заглянул в кастрюльку. – Вкусно пахнет! Хлебный соус? У нас жареная курица?

– Угадал.

Эдмунд положил портфель на кухонный стол:

– А где Генри?

– У Эди, придет после шести. Он у нее полдничает.

– Вот и хорошо.

Вирджиния насторожилась:

– Почему хорошо?

– У меня к тебе разговор. Оставь соус, и пойдем в библиотеку, доделаешь его потом…

С этими словами Эдмунд направился к двери. Похоже, и правда что-то случилось. Озадаченная и несколько встревоженная, Вирджиния поставила кастрюльку на маленький огонь и последовала за мужем. Когда она вошла в библиотеку, он, присев на корточки, разжигал камин.

Это ее задело – уж не в упрек ли ей?

– Эдмунд, я и сама собиралась затопить камин, как только приготовлю соус и почищу картофель, но сегодня какой-то сумбурный день. У нас было собрание церковного комитета, мы сидели в столовой, сюда не заходили…

– О чем ты? Какое это имеет значение.

Огонь занялся, поленья разгорались все ярче и ярче. Эдмунд выпрямился, отряхнул руки и теперь стоял, глядя на огонь. Вирджиния вгляделась в его профиль, и ей показалось, что он совершенно спокоен.

– В июле мы хотим устроить распродажу. – Вирджиния присела на ручку кресла. – Я получила самое плохое задание – набрать всяких безделушек и прочей мелочи для продажи. Арчи попросил меня дать ему какой-то конверт из управления по лесному хозяйству, сказал, что ты в курсе дела. Конверт лежал у тебя на столе.