Гости последовали за Никки, старясь не ушибиться о заполнившее почти все пространство железо: выполненные методом шелкографии алые и охряные монотипы, горевшие на стали, угловатые ржавые скульптуры, дотягивавшиеся до потолка и грозившие пробить его остриями.

– Сядьте здесь! – распорядилась скульптор, указывая на два шатких стула, приготовленных для них заранее.

Алисе и Гэбриэлу не терпелось со всем этим покончить, поэтому они с готовностью уселись по разные стороны от наковальни. Прикрутив к шлифовальному станку поперечную пилу, Никки велела им вставить цепочку наручников в тиски. Потом раздался адский скрежет – машина заработала. Умелица шагнула к беглецам.

Секунда-другая – и диск разрезал одно из звеньев, цепь распалась. После нескольких ударов острым долотом по стальным браслетам развалились и они.

– Наконец-то! – с облегчением вырвалось у Алисы, растирающей стертые до крови кисти.

Она забормотала слова благодарности, но Никки ничего не желала слушать.

– Чтобы духу вашего здесь не было! – прикрикнула она, указывая на дверь.

Радуясь обретенной свободе, беглецы охотно подчинились.

Снова оказавшись на берегу, оба не удержались от широкой улыбки. Свершившееся освобождение не ответило ни на один их вопрос, однако стало важным этапом: обретенная автономия была первой ступенькой, приближавшей их к истине.

Первые шаги давались удивительно легко, как будто они сбросили с плеч непосильный груз. Ветер – и тот потеплел, синее небо резко контрастировало с суровостью пост-индустриального декора: заброшенными пустырями, тянущимися в никуда ангарами и складами. Сама жизнь казалась пьянящей. Отсюда можно было одним взглядом окинуть весь Нью-Йоркский залив от Статуи Свободы до самого Нью-Джерси.

– Идемте, угощу вас капучино! – радостно предложил Гэбриэл, указывая на мини-кафе, устроенное в разрисованном граффити трамвайном вагончике.

Алиса охладила его энтузиазм.

– Чем, интересно, будете расплачиваться? Или кофе тоже собираетесь украсть?

Он поморщился, недовольный тем, что его спустили с небес на землю, потом пощупал свое предплечье. Боль, с которой он проснулся утром, стала за эти часы острее.

Сняв пиджак, он обнаружил, что рукав рубашки пропитался кровью, и закатал его. Руку стягивала тугая повязка, тоже в запекшейся крови. Гэбриэл осторожно размотал ее и обнажил довольно глубокую рану, тут же снова начавшую кровоточить. Все предплечье было в порезах – на счастье, менее глубоких. В расположении порезов чудился некий смысл…

– Это же цифры! – воскликнула Алиса, помогавшая ему промокать выступившую кровь.

Она не ошиблась: неведомый мясник нацарапал на нем таким бесчеловечным способом цифры:

141197

Теперь Гэбриэлу было не до веселья. За несколько секунд душевный подъем, вызванный обретением свободы, сменился тревогой.

– Опять код? Над нами поработал отъявленный псих, меня от него уже тошнит!

– Только это уже не номер телефона, – заметила Алиса.

– Тогда, может, дата? – невесело пошутил он, снова натягивая свой узкий пиджак.

– 14 ноября 1997 года? А что, не исключено.

Он посмотрел молодой француженке прямо в глаза.

– Послушайте, мы не можем продолжать блуждать вот так, без документов и денег.

– Что вы предлагаете? Обратиться в полицию? Да-да, а то они еще не знают, кто угнал автомобиль.

– Это все из-за вас!

– А вы, оказывается, храбрец! И вдобавок образцовый джентльмен. Заметьте, как удобно у вас все получается: всегда во всем виноваты другие. Вот я вас и раскусила.

Он сдержался, чтобы не вспылить, и постарался не вступать в спор.

– Я знаю ломбард в Чайнатауне, там ссужают деньги под залог. Его адрес передают друг другу джазисты, иногда вынужденные заложить инструмент.