– Понять не могу, – сказал сквайр, – почему мой отец решил продать старый постоялый двор той ведьме, что держит его из пустого упрямства и пригревает у себя всяких браконьеров и бродяг. И зачем ему понадобилось учинить такую глупость?

– Вероятно, вашему отцу понадобились деньги, сэр, – сухо сказал Тиррел. – А у моей почтенной хозяйки миссис Додз они нашлись. Вам, наверно, известно, что я остановился там?

– О сэр, – с презрительной учтивостью отвечал Моубрей, – как вы сами понимаете, я не говорю о присутствующих. Я только хотел отметить то обстоятельство, что нам досаждают разные посторонние люди, которые охотятся на наших угодьях, не имея на то ни права, ни разрешения. Я просто прикрою за это ее гостиницу, вот и все. Ведь мы страдали от этой напасти еще во времена моего отца, не так ли, Мик?

Но мистер Миклем, в ком выражение лица Тиррела не вызывало никакой охоты подтверждать этот факт, только буркнул что-то в сторону гостей, а шепотом особо предостерег своего патрона, что не стоит дразнить гусей.

– Он меня раздражает, хоть я и сам не пойму, откуда берется моя неприязнь, – сказал Сент-Ронан. – Однако ссориться с ним безо всякого повода было бы все-таки глупо, и поэтому, дружище Мик, я постараюсь потерпеть и держаться тихо.

– А чтобы это удалось, – добавил Миклем, – вам, я думаю, лучше не пить больше вина.

– Пожалуй, – согласился сквайр. – У меня от каждой рюмки, выпитой в его обществе, делается изжога. И хотя он ничем не отличается от остальных моих собутыльников, но в нем есть что-то невыносимое для меня.

С этими словами он отодвинул стул и – regis ad exemplar[33] – вслед за лэрдом поднялись и все остальные.

Сэр Бинго встал из-за стола с великой неохотой, которую и выразил злобным ворчанием, переходя за остальными в соседнее помещение, служившее прихожей и отделявшее столовую от чайной комнаты, как она называлась. Намереваясь присоединиться к дамам, гости стали здесь разбирать свои шляпы (хотя в старину джентльмены брались за шляпы лишь при выходе из дому).

Тиррел обратился к разряженному лакею, который стоял тут же, и попросил передать свою шляпу, лежавшую на столе позади слуги.

– Кликните своего собственного слугу, сэр, – заявил ленивый парень с подлинно лакейской наглостью.

– Вашему хозяину, – сказал ему Тиррел, – следовало бы поучить вас приличному обхождению, мой друг, прежде чем приводить сюда.

– Мой хозяин – сэр Бинго Бинкс, – по-прежнему нахально ответил избалованный лакей.

– Ну-ка, Бинги, вперед! – шепнул Моубрей, который знал, что после вина храбрость баронета достигнет уровня, нужного для драки.

– Да, этот парень – мой слуга, – сказал сэр Бинго громче и членораздельней обычного. – Кому-то это не по нраву?

– Тогда я умолкаю, – с полнейшим хладнокровием ответил Тиррел. – Я бы удивился, окажись слуга сэра Бинго воспитанней хозяина.

– Что вы этим хотите сказать, сэр? – сказал сэр Бинго, выступая вперед с весьма грозным видом, ибо он недаром отличался на Файвз-Корте{108}. – Что вы этим хотите сказать, черт вас побери, сэр! Вы и глазом не моргнете, как получите у меня!

– А вы и охнуть не успеете, как я вздую вас, сэр Бинго, если вы сейчас же не оставите этот тон!

И гость взмахнул дубовой тростью, которую держал в руке. Как ни малоприметен был взмах, но он доказывал некоторое знакомство с благородным искусством фехтования. Узрев сие, сэр Бинго счел благоразумным несколько попятиться, хотя его и подталкивали вперед иные из его друзей, которые в своем рвении о его чести предпочитали увидеть, как ему переломают ребра в доблестном поединке, чем быть свидетелями того, как его достоинство будет замарано позорным отступлением. Тиррел, видимо, собирался доставить им это удовольствие. Однако в тот самый миг, когда его рука уже поднималась, выражая достаточно определенное намерение, кто-то прошептал у самого его уха следующие многозначительные слова: