и методисты{39}, шуты и скрипачи, паписты и пирожники, доктора и аптекари, да еще, конечно, лавочники, что торгуют разной чепухой и мишурой и ломят за нее тройную цену. И стал расти новый поселок у источника, и зачах добрый старый Сент-Ронан, где порядочные люди умели радоваться и веселиться задолго до того, как народились эти шуты и в их безмозглых головах завелись такие дурацкие причуды.

– А что сказал на все это ваш хозяин, сент-ронанский лэрд? – спросил Тиррел.

– О каком это моем хозяине вы спрашиваете, мастер Фрэнси? Сент-ронанский лэрд мне вовсе не хозяин, вы это и сами должны бы помнить. Нет уж, слава богу! Мег Додз сама себе и хозяйка и хозяин. Хватит того, что дверь у меня открыта даже в Троицу и в Мартынов день{40}, мастер Фрэнси. Ведь у почтенного мастера Байндлуза, помощника шерифа, в его кабинетике, в одном из отделений письменного стола, лежит старый кожаный кошель – там найдется и грамота, и инвеститура{41}, и судебное извещение вдобавок, все точка в точку. Справьтесь, коли хотите.

– Я совсем забыл, – сказал Тиррел, – что гостиница принадлежит вам. Зато я помню, что у вас есть земли в округе.

– Может быть, да, а может быть, и нет – ответила Мег. – А если да – так что с того? Вам, кажется, хотелось узнать, что же сказал на все эти нововведения наш лэрд, дед которого был когда-то хозяином моего отца? Лэрд кинулся на деньги, как петух на крыжовник, и сдал в аренду весь этот славный луг у источника, тот, что зовется Сент-Уэлхолм. Был это, пожалуй, лучший кусок земли во всех его владениях. И эту землю он отдал, чтобы ее кромсали, и крошили, и ковыряли, как только вздумается Джоку Эшлеру – он каменщик, но теперь вздумал называться архитектором. В новом мире и слова новые – лишняя забота для старых людей вроде меня. Стыд и срам молодому лэрду, что он пустил отцовское наследие по ветру, а оно, похоже, так и будет. И горько мне это видеть, хоть и не моя печаль, что станется с ним и с его имуществом.

– А поместьем владеет все тот же Моубрей? – спросил мистер Тиррел. – Тот старый джентльмен, с которым я еще повздорил…

– Из-за того, что стреляли куропаток на Спрингвелхедской пустоши? – договорила Мег. – Ох, сынок! Славный мистер Байндлуз ловко вызволил вас тогда. Нет, нет, в поместье сидит теперь не старик, а его сын, Джон Моубрей. А тот уж лет шесть-семь как спит крепким сном у сент-ронанской церкви.

– И он не оставил других детей, – спросил Тиррел дрогнувшим голосом, – кроме теперешнего лэрда?

– Другого сына он не оставил, – ответила Мег. – И этого за глаза довольно. Разве что нашелся бы у него сынок получше этого…

– Значит, кроме этого сына, после него детей не осталось? – переспросил Тиррел.

– Да нет, – сказала Мег, – есть еще дочка, мисс Клара, она ведет хозяйство лэрда, если можно назвать это хозяйством. Он сам ведь больше пропадает внизу у источника, так что им в Шоуз-касле много варить не приходится.

– Мисс Клара, наверно, очень скучает в отсутствие брата? – спросил приезжий.

– Вовсе нет! Он часто берет ее с собой, и она носится взад и вперед вместе с разодетыми в пух и прах болтунами, которые туда съезжаются, здоровается с ними за руку и не отстает от них в танцах и потехах. Я думаю, беды с нею не приключится, но стыдно все-таки дочери ее отца водиться со всяким сбродом, со студентами-медиками, учениками стряпчих, разъезжими купцами и прочей дрянью, что понаехала к источнику.

– Вы слишком строги, миссис Додз, – возразил постоялец. – Мисс Клара, наверно, так ведет себя, что достойна всяческой свободы.

– Я не собираюсь говорить ничего дурного о ее поведении, – заявила хозяйка, – и, насколько я знаю, нет для этого никаких поводов, мастер Фрэнси. Мне только больше нравится, когда масть к масти подбирается. Никогда я не досадовала, если здешние помещики в былые годы устраивали балы в моем домишке. Съезжались они сюда – старики в каретах, запряженных длиннохвостыми вороными конями, бравые кавалеры – на своих охотничьих лошадях, порядочные дамы садились позади своих муженьков, а девушки-хохотушки – на мохнатых пони. Вот было веселье! Ну и что с того? Бывали и крестьянские балы. Тут приходили крепыши фермерские сынки в новешеньких синих чулках и замшевых штанах. Эти сборища проходили прилично: ведь люди все были свои, все знали друг друга. На одном балу фермер плясал в одной паре с фермерской дочкой, на другом – кавалер со знатной дамой. Подчас иной джентльмен из Килнакелти-клуба пройдется по кругу со мною, потехи ради, а я, бывало, так смеюсь, что мне не под силу браниться. И, право, никогда я не спорила против таких простых увеселений, хотя мне, бывало, потом за неделю уборки не управиться с беспорядком.