Рональд без малейшего неудовольствия расстался со своей тетушкой и ушел из коттеджа так поспешно, что его удаление походило больше на бегство. Старуха обратилась к своей племяннице с вопросом:

– А мне хотелось бы знать, что мы будем с ним делать ночью?

– Мы с Рональдом думали поместить виконта в курятник, – ответила ярко вспыхнувшая Флора.

– А я скажу тебе, что он не будет ночевать в курятнике, – возразила тетка. – Курятник – это мило! Если уж ему суждено быть нашим гостем, то он не будет спать в каком-то курятнике. Твоя комната удобнее всех остальных в этом случае, и виконт переночует в ней, если согласится занять ее. Что же касается тебя, Флора, ты будешь спать со мной.

Такт и осторожность старой дуэньи восхитили меня. Без сомнения, не мне было возражать ей. Прежде чем я успел опомниться, я очутился один с тусклой свечой, которую, конечно, не считал очень милым товарищем; я смотрел на ее нагар в настроении, занимавшем середину между торжеством и печалью. Относительно бегства все шло хорошо, но, увы, того же нельзя было сказать о моих любовных делах. Я виделся с Флорой наедине, говорил с нею без свидетелей, я был смел, и она недурно отнеслась ко мне; я видел, как ее лицо меняло краски, наслаждался непритворной добротой ее глаз, но вдруг на сцене появилась эта апокалипсическая фигура в ночном чепце, с пистолетом в руке, и одним своим появлением разлучила меня с любимой девушкой. Благодарность и восхищение, пробужденные во мне поведением старухи, боролись с естественным чувством досады на нее. Очутившись в доме старой девы после полуночи, я, конечно, мог ей показаться дерзким человеком, желавшим действовать исподтишка, мог возбудить ее самые худшие подозрения (я не скрывал этого от себя). Между тем старуха хорошо отнеслась к моему поступку. Наша встреча заставила ее проявить столько же великодушия, сколько и мужества; я боялся, чтобы вдобавок не оказалось, что и проницательность старой девы стоит на одном уровне с этими качествами. Без сомнения, Флора вынесла много испытующих взглядов, и, без сомнения, они смутили ее. При данных условиях мне оставалось только воспользоваться превосходной постелью, постараться заснуть как можно скорее, встать рано и надеяться на какую-нибудь счастливую случайность. Сказав так много, не сказать Флоре еще больше, уйти после неполного прощания я не мог.

Я убежден, что моя благодетельная неприятельница всю ночь стерегла меня. Задолго до рассвета она пришла ко мне со свечой, разбудила меня, положила передо мной отвратительную одежду и попросила меня свернуть мое платье (совершенно непригодное для путешествия) в узелок. С горьким ропотом оделся я в костюм, очевидно, местного изделия: материя, из которой он был сшит, оказалась не тоньше грубой холстины; платье сидело на мне не лучше савана; когда я вышел из комнаты, в которой провел ночь, то увидал, что мой дракон приготовил для меня прекрасный завтрак. Старуха села за стол на главное место и стала разливать чай; пока я закусывал, она разговаривала. В каждом ее слове слышался здравый смысл, но ни в речах, ни в манерах старухи не было ни грации, ни прелести. Часто, часто сожалел я, что не Флора была со мной. Часто, часто сравнивал я тетку с ее очаровательной племянницей, и сравнение бывало не в пользу первой! Да, моя собеседница не блистала красотой, зато оказалось, что она отлично позаботилась о моих интересах. Старуха уже переговорила с моими будущими спутниками, и история, придуманная ею для них, мне понравилась. Я молодой англичанин, бегущий от полиции, мне нельзя оставаться в Шотландии, необходимо как можно скорее окольными путями достигнуть границы и тайно перебраться через нее.