Лицо доньи Клариссы удивленно вытянулось. Обычно обращение «сеньорита» использовалось относительно незамужних девиц. Неужели эта красивая дама до сих пор не была замужем?

– Заприте её в подвале, – продолжал доктор права. – К ней – не входить… никого не впускать. Выставьте охрану из тех крепких пеонов, которые ни слова по-испански не понимают.

– Что же вы так, сеньор судья, – дама обворожительно улыбнулась. – К чему такие строгости? Я – всего лишь… женщина.

У нее был неплохой испанский, но все-таки в нём слышался заметный итальянский акцент.

– Вот этого я и боюсь! Никому… Слышите, никому с ней не разговаривать! – рявкнул судья и пояснил: – Дон Хорхе, это очень, очень опасная мошенница и преступница. Глазом моргнуть не успеете, она тут всё вынесет и всех оставит в дураках! Тогда я лично спущу шкуру с каждого, кто не углядел.

– Святая Матерь Божья! – выдохнула донья Кларисса, пораженно уставившись на женщину в дорогой и пыльной одежде. Можно ли было вообразить эту скромно потупившуюся даму опасной преступницей?

– Мне позволено будет умыться и немного вина с дороги? – не теряя достоинства, спросила незнакомка.

– Не беспокойтесь, сеньорита. Кормить вас будут. Воды умыться – принесут. Только не надейтесь сбежать! – ухмыльнулся судья улыбкой, которая напоминала оскал сытой пампасной лисицы.

Женщина вскинула на него лучистые, серо-зеленые глаза. О каком побеге может идти речь, если он сам подчистую обокрал её, не оставив ни денег, ни драгоценностей? Никакой описи изъятого этот человек не произвёл. Всё сразу же перекочевало в его кошелёк. Кажется, это и называлось местным правосудием. Самым обидным было то, что у него оказался её дорогой браслет. Это тревожило и волновало больше любой другой потери.

– Сеньор судья, может быть мы обсудим с вами… – начала пленница, но была перебита.

– Не желаю ничего слушать… У меня посольство из Лимы вот-вот нагрянет… Не до вас… – доктор права обернулся к дону Хорхе. – Её – в подвал. Запереть до моих дальнейших распоряжений… А вы, сеньорита, радуйтесь, что сейчас вы у меня на эстансии, а не в тюрьме Буэнос-Айреса… Но, возможно, мы это исправим. У нас там палач без дела давно скучает… Меня все слышали? – он обвел взглядом присутствующих. – Сначала сам шкуру спущу с того, кто не углядел за ней, а потом передам палачу на выделку…

Супруга управляющего перекрестилась. Охранник на всякий случай отодвинулся от незнакомки на несколько шагов, словно бы она была зачумленная. Старый Хорхе нахмурился и строго сказал:

– Следуйте за мной, сеньорита.

Пленница одарила судью укоряющим взглядом, но тот на неё больше не смотрел.

Ей же пришлось отправиться за стариком в сторону винного погреба, который спешно переделали под место, которое должно было стать местом заточения.

– А я, пожалуй, перед отъездом, не откажусь от вашего чудного жаркого, донья Кларисса, – сказал Кинтера, когда где-то внизу подвала загремели ключи замка.

Пленница невесело усмехнулась, оглядывая прохладный, но сухой подвал, который освещался дневным светом из крохотного окошка под самым потолком. В его проёме сидела кошка, щуря на непрошенную гостью сонные глаза.

Женщина села на кровать и взглянула на единственную собеседницу:

– По сравнению с тюрьмой Санта-Фе это место даже… не самое дурное на свете. Здравствуйте, сеньорита кошка, давайте знакомиться. Меня зовут – Ирэне. И хотела бы я понять, что тут делаю…

Как узница не ломала голову, не могла взять в толк, почему судья, всю дорогу пугая рассказами о палаче Буэнос-Айреса, развернулся и привез её в самое обычное поместье. Женщина не удивилась бы, если бы он решил скоротать с ней время. Но он вёз её сюда в клетке для скота, как пленницу. Всё это наводило на тревожные мысли.