Анатольку Бронислав поймал в туалете школы на следующий день. Получив пендалей, хитрюга успокоился, а может и нет, всё приставал со своим пищалем, настырный. «Этот Гоменюк очень напрасный, у Григория Петровича за один урок три пятёрки отхватил».

Учитель пения по воскресеньям случалось подрабатывал, не столько для денег, сколько для души играл на немецком аккордеоне тем, у кого крестины, именины, проводы в армию. Чтоб не обижать хозяев, выпивал. Дело житейское. В понедельник утром, опохмелялся и на урок. Нарисовал однажды на доске скрипичный ключ, присел за стол, чтоб обновить в памяти ноты. Искал их в своих тетрадях, искал, искал… и, устав от поисков, уснул, склонив голову на стол. Ученики, как обычно, сидят себе кучками, пацаны вполголоса страшные истории рассказывают, девчонки сплетничают, никто по коридорам не бегает, не орёт, только Гоменюку не сидится. Написал на доске: «До-рэ-ми, фасоля си, едет Гришка на такси» и рожи корчит. Классу не смешно. Тогда он химическим карандашом нарисовал свастику на лысине учителя. Кое-кто подленько подхихикнул, хотя все понимают степень личного участия в совершающейся подлости. Первым не выдержал Зюня Розенблюм – известный правдолюб. Зуй запросто показал директору школы «по локоть», когда тот не очень хорошо про его папу отозвался. Толька, к месту и не к месту певший про жида, бегущего по верёвочке, с «Блюмой» давно не ладил. Зюня с места сказал: «Слышь ты, кукрыникса, кончай выёживаться!» – «Жопе слова не давали»,– Гоменюк явно нарывался. Зуй побагровел, встал. Толька толкнул учителя в плечо и запричитал: «Григорий Петрович, а Блюма меня убить хочет, спасите душу православную!» Учитель, спросонок ничего не понимая, переводил взгляд то на Зюню, то на Тольку. Гоменюк не унимался. «Григорий Петрович, а он вам на лысину из авторучки брызнул. Случайно». Затем плюнул на ладонь и потёр учителю по плешке. Девчонки сдержанно прыснули в парты. Свастика превратилась в грязь. «Прекрати, Гоменюк! Вот я твою маму в школу вызову. Впрочем, не стоит, она такая же, как и ты». Григорий Петрович достал носовой платок протёр лысину. Склонив голову к классу, доверчиво спросил: «Всё вытер? А так? … Розенблюм, надо осторожней с авторучкой. На чём мы остановились? … Кто это написал? …» Толька метнулся к доске, полустёр написанное. «Гоменюк, сядь на место». «Сами написали и сами – сядь». Григорий Петрович раздражённо схватил наглеца за шиворот, толкнул от доски. Толька «изобразил рожу», разбежался между рядами парт, притворно споткнулся и с грохотом упал на пол. «А-а! … Люди добрые, полицаи убивают радянськых пионэрив! Всё, иду в милицию…»

Учитель побледнел. «Толя, ты что, ты как, я не хотел. Вставай, Толя, мы с тобой гаммы пройдём. Давай. До, ре, ми… Молодец, «пять». Садись на место». – «Дулю вам, Григорий Петрович, вы в прошлый раз мне ни за что двойку поставили, исправьте». – «Толя, разве можно…» – Григорий Петрович, хлопая красными как у кролика глазами, умоляюще смотрел на шантажиста. – «Иду в милицию, вы мне руку вывихнули, тут вам не гестапа». – «Ладно, Толя, исправляю, вот уже стоит». – «И на следующий раз, наперёд поставьте». – «И наперёд, Толя». Прозвучал звонок, учитель, взяв классный журнал, униженно поплёлся в канцелярию. Класс с изгаженными душами вышел на большую перемену. Ничего обсуждать не хотелось.

На спартакиаде Толька опять пристал со своей «фузеей». Цену сбросил… Бронислав уже согласился, но тут подошёл Петька Бочков и, ни слова не говоря, пнул Тольку под зад. У Гоменюка из карманов посыпались крашенные яйца – галунки. Толька, по обыкновению отбежав, остановился на отдалении, чтоб выкрикнуть свои пакостные стишки, но, посмотрев на Петькино лицо, передумал. «Ты за что его?» – «За брата, все галунки у пацана выиграл». – «Ну и что, он меня тоже победил… По-честному». – «Зелёным яйцом?» – «Ну, зелёным…» – «Оно деревянное, это по честному?» – «У сука!» Опять Гоменюк всех обманул… На Пасху пацаны стукались острыми концами «крашенок». Разбитое яйцо отдавалось победителю. Всё должно быть по-честному, без деревянных подстав. Бронислав расстроился. «Ладно. Ты что вечером делаешь?» – «В баню хотел…» – «Какая баня, сегодня Пасха! Тут есть одно дело, пойдёшь со мной? …»