С памятного визита свояченицы, мозги ретрограда пошли в полную раскоряку. Не смотря на, вроде, искренние терзания Фаины, он ей не поверил и мысленно сокрушался, что Войтех связался с иудейкой… «Хотя… он и с цыганками шашни заводил, и с молдаванками. Эт, харцизяка, холера ясна! Эта Фаня, похоже, про червонцы не знает или прикидывается. Евреи народ битый, к чужому золоту у них нюх особый. А про сына выдумала, не может у Войтеха мальчик родиться. Ульяна, цыганка, родила ему белокурую девочку Азку, Верка Галапайда, тоже девочку… Была бы девчонка, может и поверил… Не дам я никому никакой доли! Эта комиссарша, зря на могиле плакала… Наган подарила, зачем мне наган?…»

(Как бы не болела голова, похмеляться не стану, разве пивка?… Угу, для рывка. Нет. Надо работать.

Когда пил, курить с утра не мог, воротило, теперь ничего, затянешься с утра натощак, башка кругом идёт… Может, мне и курить бросить? К чему это «и курить», можно подумать, я пить завязал, так, малость пристегнул…

Чой-то я местечковым диалектом увлёкся, надо бы объясниться:

кашкет – фуражка восьмиклинка,

одая – балка поросшая кустарником,

каганец – жировой светильник,

пенёнзы – деньги,

Зильберман – серебряный человек, скорее всего седой,

кладка – мостик.)

СОЦИАЛИЗМ

Над землёй скифов, уличей и тиверцев, истерзанной смутными временами, поднималась кровавая заря новой жизни. Хроника событий предрассветного времени изобилует пёстрыми картинками калейдоскопа человеческих глупостей, ловко скрывающих божественную мудрость бытия.

Наполненный монетами магометанский кувшин покрывался зеленью благородной патины. Войлок, как и предполагал Ян, впитывая естественную влагу, надёжно укупоривал ёмкость, оставляя на её стенке чёткий след – уровень наполнения, ставший впоследствии очень важной деталью…

Отчаянный сокол революции, Мирон Криворучко, устав летать по холмам и долам Подолии, организовал в родном селе, недалеко от знакомого нам уездного местечка, независимую республику Селезнёвку. Республика насчитывала одноимённое село и три ближайших хутора, не признавала над собой ничью власть, включая советскую. Селезнёвская республиканская армия обстреливала любой вооруженный отряд или группу людей, двигавшихся в её направлении.

Из более отдалённых и менее существенных событий можно вспомнить расстрел известным одесским налётчиком Мишкой Япончиком машиниста паровоза на узловой станции Вапнярка. Моня, прищемлённый за хвост сотрудниками ОГПУ, собрал уголовное отребье для имитации борьбы революционной красной малины против пшецких жолнеров. Завсегдатаи знаменитого кичмана одесские уркаганы по пути следования на польский фронт сообразили, что им предстоит совершать налёты не на беззащитных обывателей, а на кавалерийские пики конфедератов спереди и заградительный огонь чекистских пулемётов сзади. Такой безысходный расклад джентльменов удачи не радовал, и на станции Мардаровка они сошли по-английски, не прощаясь. Япончика разбудили в Вапнярке и обсказали атаману весь его контрреволюционный конфуз. Босяцкий командарм, выигрывая время у сопровождавших его чекистов, ругался, пучил глаза. Пуская понты, застрелил ни в чём не повинного машиниста, после чего ускакал в лесостепь, якобы искать свою уголовную армию. Чекисты и комиссары доверчиво ждали возвращения блудного революционера Моню аж до самого вечера. И-таки напрасно. Какой умный человек поменяет лучший город мира на какой-то захудалый фронт? Армия красноармейцев-налётчиков тонкими ручейками стеклась обратно под сень приморских акаций. Вскоре булыжные шкуры тенистых улиц ощутили на себе лёгкую поступь и босяцкого предводителя Мони, шоб он нам был здоров.