Настя вдруг стала приплясывать и напевать известный мотив:

И кое-что, еще, о чем сказать не нужно,

И кое-что еще, о чем не говорят!

Вика смутилась: «Неужели Сенька подружился с ней?»

– Не то слово! Сейчас я тебе расскажу такое, такое! В Болгарии в горном лагере после купания в речке все пошли по комнатам, а я пошла в тренировочный зал, где оставила темные очки. Поднялась я на третий этаж, подхожу к репетиционному залу, а он закрыт на ключ! Я уже собралась уходить, как услышала знакомые звуки финского танца.

– Та-ра-ра-ра! Та-ра-ра-ра!

Та-ра-ра-ра-ра-ра-ра!

Входная дверь имела стеклянную вставку, закрытую занавеской. Я приподнялась на цыпочках и заглянула в уголок, где занавеска была отогнута. Смотрю я в этот небольшое окошко, а внутри полутьма, все окна шторами закрыты. Посмотрела я налево, и тут у меня глаза наружу вылезли, а челюсть сама собой отвисла! Лизка с Сенькой репетировали финский танец! Стоят они друг напротив друга раздетые!

– В купальнике и плавках, – уточнила Вика.

– Если бы так! Раздетые они были, совсем нагишом!

– Не может быть!

– Еще как может! Стоят они, в чем мать родила друг напротив друга, и держатся за руки. Я в себя пришла. Ну, думаю и срамота! Нужно их вспугнуть и прогнать! Только я уже кулак подняла, чтобы постучать в дверь, как мелодия поменялась от быстрой на медленную и Лизка, эта бесстыдница, словно коза напрыгнула на Сенины плечи. А дальше она в такт с музыкой сползала по Сеньке вниз. Я смотрю, а Сеня весь дрожит и все у него в разные стороны торчит, да еще как здорово! Как только Лизка сползла ниже, тут, как заголосила, будто её целый взвод щекочет, хохочет, егозит, дергается изо всех мил, прижимается! Это видеть нужно!

Я хотела повернуться и уйти, ведь такое позорище здесь творится! Да, уйти я не смогла, это зрелище загипнотизировало меня! А Лизка с Сенькой ни капли не стыдятся своей наготы. Они тянутся друг к другу, как положительный и отрицательный полюса магнита и чувствуется такое колоссальное взаимное влечение между ними! Я даже в полутьме разглядела их лица, счастливые, радостные, просто обалдевшие!

Вика сделала огромные глаза. Они были полны слез. Её огромные зеленовато-голубые глаза меняли цвет. Они становились голубоватыми и очень взволнованными.

– Но, потом-то они разошлись?

– Как бы ни так! Я там как прилипла. Ноги не могла оторвать от пола. Я стала мокрой от напряжения и еще не пойму от чего. В жизни раньше ничего подобного я не чувствовала и такое не случалось со мной, пока замуж не вышла. Дальше Лизка потащила Сеньку на диванчик, и там уже он дал ей жару! Так он её охаживал, что она стала кричать, сначала тоненьким голосом, а потом все громче и громче. Думаю, и в соседних домах был слышен её истошный и музыкальный стон. Крики её в самое сердце меня поразили! Но дальше было вообще непонятное, из её глаз брызнули слезы. Она рыдала от наслаждения!

Всё это как обухом по голове меня и ударило! Во мне зажглась невидимая ранее страсть. Такое у меня возникло сильное желание, хоть третьей к ним присоединяйся. Я себя силой заставила сначала передвинуть остолбеневшие ноги, а потом саму себя! Отошла я, а потом ноги сами по себе назад привели. Смотрю, лежат они на диване, рыжие Лизкины кудряшки у Сеньки на груди рассыпались и поют песенку. Песню эту я не знаю. Думаю, что Сенька сам её придумал, он же поэт!

– А ты откуда это знаешь?

– Как откуда, он там, в международном лагере, на посиделках свои стихи тихонечко напевал!

– Удивительно, а мне ещё никогда не рассказывал свои стихи.

– Все еще впереди! Стихи – это высшее проявление внутреннего эмоционального настроя, настанет и для тебя такое время! Я про эту удивительную любовную историю никому не рассказывала, так как помнила, что мы с тобой подружки, не хотела, чтобы грязные слухи стали передавать из уст в уста, переврали бы все и тебя запугали бы до смерти! Трудно мне было держать все это в тайне, просто невыносимо, только замужество и помогло.