Вика отошла от гибели ребенка только через полгода. Она продолжала жить вместе с Вячеславом, продолжала временами целовать его, но ни так горячо, продолжала обниматься с ним, но ни так страстно. Теперь все у них было ни так, как раньше. Они жили вместе по инерции. Главное же изменение состояло в том, что они перестали заглядывать друг другу в глаза.

Иногда Вика спрашивала себя об этом: почему так? Она находила только один ответ: ему стыдно, а ей больно вспоминать его невнимательность и навязчивость.

Наступил 1970 год, выпускной год для Вики, Славы и Сени.

Слава поступил в аспирантуру МЭИ. Он был на седьмом небе от счастья, приплясывал и повторял: «Викуля, я аспирант! Дальше я буду писать кандидатскую диссертацию. Ох, заживем! Теперь меня оставят на кафедре, я стану преподавателем. Сбываются мои мечты!»

Вика радовалась за мужа, но её коробили Славины слова о том, что сбываются только его мечты. А почему он не думает о ней? Почему не спрашивает, куда её распределяют, не борется за это распределение. Почему?

Она хотела в сердцах напомнить о гибели ребеночка, но эта тема была настолько болезненной, что она заговорила о другом.

– Славик, вот ты поступил в аспирантуру, значит, твои мечты исполнились, и ты можешь исполнить свое обещание.

– Какое обещание?

– Напоминаю, ты обещал завести ребенка после поступления в аспирантуру!

Слава сразу же сник и как-то побледнел.

– Видишь ли, Викуля, я не против!

– Начало хорошее.

– Только сначала нужно закрепиться на кафедре!

– А продолжение ужасное, так как после закрепления на кафедре тебе понадобиться закрепиться в научных кругах, затем нужно защитить кандидатскую диссертацию, после этого докторскую! И таких «нужно» наберется на целую пятилетку, а, может, и на две.

– Славик, в нашей с тобой жизни стала появляться ржавчина и чужеродные вкрапления. Давай, Славик, жить весело и честно. Слушай не только себя, но и меня! А я хочу полноценную семью, творческую работу и внимательного, любящего мужа!

Слава стал со всем соглашаться и утвердительно махать головой. Однако его мысли уже были заняты другим. Он думал о том, как отнять лучшую тему у другого аспиранта, как заполучить лучшего научного руководителя. Слава рассматривал Вику как необходимый атрибут семейной жизни, как мебель, без которой не обойдешься. Она была для него только атрибутом, который должен молчать. Если же мебель начинает говорить, то её нужно сменить!

Раскол между молодыми супругами продолжал углубляться.

Сене на распределении предложили два места. Первым местом был радиотехнический институту в системе КГБ, второе место – институт физического профиля по месту жительства.

Сеню страшило ведомство ГКБ, так как в те годы еще свежи были воспоминания о разоблачении культа личности Сталина и участии в репрессиях КГБ. Кроме того, в студенческих кругах было хорошо известно, что туда берут исключительно русских до третьего колена.

– Они, что мою анкету не знают? Чтобы система КГБ и не изучила его анкету? Это нонсенс! У меня отец – из Воронежа и в паспорте стоит национальность – «русский», но моя мама, Даршман Любовь Григорьевна, чистая еврейка родом из Одессы. Вот и получается, по израильским законам, где национальность определяется по матери, он – еврей, а по советским, где национальность определяется по отцу, – он русский.

– Так в чем же дело, зачем его рекомендуют в систему КГБ? Чтобы сразу выгнать?

Потом он вспомнил другой пример. Фашисты, которые сжигали евреев в концлагерях, приглашали лучших еврейских ученых для развития военной техники, в частности, ракетной и ядерной.