– Вовсе нет, сэр, вовсе нет! – вскричал мистер Паркер с энтузиазмом. – Как раз наоборот, уверяю вас. Распространенное убеждение, но ошибочное. Возможно, это верно по отношению к большим разросшимся курортам вроде Брайтона, или Уортинга, или Истбурна, но не к такой деревушке, как Сэндитон, самые размеры которой исключают вторжение туда любых зол цивилизации. А ее разрастание, дома, сады, потребность во всем необходимом для отдыха изысканнейшего общества, слагающегося из семей самого благородного происхождения и репутации, чье присутствие всегда благо, обеспечивают беднякам работу, а также всем другим комфорт и всякие улучшения. Нет, сэр, уверяю вас, Сэндитон не то место…

– Я не собираюсь выделять какое-либо место, сэр, – ответил мистер Хейвуд. – Я просто считаю, что наш берег чересчур ими переполнен. Но не лучше ли перенести вас…

– Наш берег чересчур переполнен, – повторил мистер Паркер. – Тут, пожалуй, мы не слишком расходимся. По меньшей мере их более чем достаточно. Наш берег насыщен и не требует добавлений. Достаточно для любых вкусов и любых финансов. А добрые люди, старающиеся пополнить их число, на мой взгляд, нелепы до чрезвычайности и вскоре должны стать жертвами собственных ошибочных расчетов. Такое место, как Сэндитон, сэр, могу я сказать, просто требовалось, было необходимо. Его выделила сама природа. Неопровержимо указала на него. Прекраснейший чистейший морской бриз, как нигде на побережье, что всеми признано, великолепное купание, чудесный твердый песок, глубоководье в десяти ярдах от берега, ни ила, ни водорослей, ни осклизлых камней. Не найти другого места, столь очевидно предназначенного природой курорту для недужных, в котором нуждаются тысячи. Удобнейшее расстояние от Лондона! На полную точно измеренную милю ближе Истбурна. Только подумайте, сэр, какое благо сэкономить целую милю в конце долгой поездки! Но Бриншор, сэр, который, пожалуй, вы имеете в виду, это прошлогодняя попытка двух-трех спекулянтов преобразить убогое селеньице, втиснутое между загнивающим болотом, унылой вересковой пустошью и постоянными наносами разлагающихся водорослей, попытка, которая может завершиться только полным их разочарованием. Чем, во имя здравого смысла, может привлечь Бриншор? Самый нездоровый воздух, отвратительные дороги, омерзительнейшая на вкус вода – ближе трех миль от этого места невозможно надеяться на чашку приличного чая. Ну а почва до того холодная и неплодородная, что на ней и кочана капусты не вырастить! Поверьте, сэр, это точное описание Бриншора, ни в чем не преувеличенное, и если вы слышали о нем что-либо другое…

– Сэр, я никогда прежде ничего о нем не слышал, – сказал мистер Хейвуд. – Понятия не имел, что такое место существует.

– Неужели! Вот, моя дорогая, – обернулся он к жене, – вы видите, чего стоит прославленность Бриншора! Этот джентльмен понятия не имеет, что он существует. Поистине, сэр, мы можем приложить к Бриншору строку поэта Купера, противопоставившего верующую крестьянку Вольтеру: «Не ведала она про мир, лежащий в миле от родного дома».

– Да, ради всего святого, сэр, прилагайте к нему любые стихи, какие хотите. Но я хочу, чтобы что-то приложили к вашей ноге. И по лицу вашей супруги вижу, что она того же мнения и считает, что не стоит более терять времени. А вот и мои девочки идут пригласить вас от своего имени и от имени своей матери. – Из дома вышли три молодые барышни в сопровождении такого же числа служанок. – Я уже недоумевал, как это они не заметили такой суматохи. В такой глуши, как наша, подобное случается редко. И теперь, сэр, поглядим, как лучше перенести вас в дом.