Когда мы добрались до останков капсулы под номером 16, оба уже довольно сильно подустали. Шок от всего произошедшего уже проходил, и от этого физическое и моральное состояние заметно ухудшилось. Также этому поспособствовало и то, что капсула разлетелась на несколько кусков, и если при старте внутри кто-то был, то этот бедняга наверняка сгорел ещё при входе в атмосферу, так как тело мы так и не нашли. Анна села на землю на колени и уставилась в одну точку. Ей явно сейчас очень нелегко… Я тем временем нашёл работающий, чудом не сгоревший маяк и даже обзавёлся дополнительным провиантом.

Я подошёл к ней сзади и положил руку на её плечо.

– Пошли дальше. Четыре километра.

В динамике было слышно, как она шмыгнула носом, а затем попыталась на автомате вытереть слёзы ладонью, но шлем ей не позволил это сделать. Я подал ей руку, она оперлась на неё и ответила:

– Пошли…

До следующей капсулы мы шли медленнее. Девушка уже заметно поникла, её гнев и энтузиазм угасали. Привалов уже не было. Издалека уже было видно, что капсуле под номером 21 тоже немало досталось: она разлетелась на три больших куска, судя по всему, уже при падении, потому что расстояние между ними было небольшим. При виде этой картины Анна ещё сильнее замедлила шаг.

– Ты как? – Спросил я.

– Я… мы должны проверить…

– Давай я пойду вперёд, догонишь чуть позже.

Я ускорил шаг, приближаясь к одному из кусков. Было видно, что тот горел, но не было видно ожогов от трения об атмосферу внутри. Следы были… Иными. То же самое касается и остальных двух частей. Видимо, температура внутри капсулы была адской, и раскалённый объект разлетелся на куски от столкновения с землёй. Даже боюсь представить, каково было тому, кто сидел внутри. Или тем, кто сидел внутри… Недалеко лежали два обугленных, обнимающих друг друга тела. Они застыли в таком положении из-за того, что их скафандры плавились, спаиваясь воедино. У меня к горлу подступил ком, и я почувствовал, что меня сейчас может стошнить… Услышав за спиной шаги Анны, я поспешил преградить ей обзор, чтобы она не видела этой картины, но не успел. Девушка вскрикнула и упала на землю от увиденного, продолжая смотреть на трупы. Она зарыдала, я быстро подскочил и взял её за плечи.

– Анна, всё хорошо, успокойся! Они не мучились. Посмотри на меня!

Она перевела на меня взгляд, полный ужаса, смятения и вины, после чего крепко прижалась и заговорила:

– Лёш, прости меня… Ты был прав! Я не готова к такому! Я… Я могла быть такой же, как они, если бы не ты! Прости… Прости…

Чуть погодя, она снова приняла немного успокоительного, а я осмотрел остатки капсулы. Припасы сгорели, так что ничего полезного тут не было. Но затем я взглянул на один из кусков и меня посетила мысль… Я повалил его на бок, развернул, местами подпёр мелкими металлическими ошмётками, и таким образом, получил неплохой шатёр, в котором можно было укрыться от солнца. Анна это увидела, подошла, и положив мне на плечо руку, сказала:

– Ты молодец, Лёш… Правда молодец. Спасибо. Я бы вздремнула.

Мы принесли внутрь разный мягкий мусор, который удалось найти, и выложили им землю. И прямо перед тем, как залезть внутрь и отдохнуть, мы заметили кое-что странное. Стало темнее, хотя я уверен, солнце было в зените. Посмотрев на него, я увидел причину: газовый гигант Веста начал потихоньку закрывать собой светило.

– Ух-ты! Ань, это же затмение!

Мы присели, облокотившись на один из кусков капсулы так, чтобы хорошо было видно весь процесс. Диск Весты был гораздо больше солнечного, и, судя по всему, мы сейчас можем увидеть полное солнечное (вернее, Дженнерское) затмение. Мы завороженно молча сидели около получаса, пока гигант полностью не закрыл светило, после чего наступил непроглядный мрак. Но чуть погодя мы увидели самое прекрасное в нашей жизни: то ли солнечная радиация, то ли ещё какие лучи будто бы старались огибать Весту, отчего вокруг всего газового гиганта образовался разноцветный ореол.