– Пойдёт, баб Дусь?

– Ой, Мишенька, угодник ты наш, спасибочки! – поклонилась баба Дуся, принимая ещё тёплую чеплыгу: – Здоровья тебе, милок, тебе и деткам твоим! – И вышла из кузни.

На лавке остался узелок из белой материи. Летов кинулся:

– Забыла бабуся! Пойду догоню!

Дядя остановил его:

– Плата за мою работу. И не догоняй, не возьмёт! Человек понимает, что за работу надо платить. А эти, на бревне, этого не понимают. Вот и вся разница. И это, Саня, касается всего нашего государства, всей эсэсэсэрии!

В узелочке было три яичка. А на бревне уже никого не было, испарились помощники.

В беседе прошёл час, никто не тревожил. Дядя встал, снял замок:

– Пошли домой, если что, туда придут. Но прежде зайдём в магазин.

Они спустились к речке, дядя Миша, будучи в сапогах, перешёл сразу, а Летов разулся и, засучив штанины, перешёл босиком. Так, босой, и вошёл вслед за дядей в большое светлое помещение недавно построенного магазина.

Огляделся.

На длинных полках небольшой кучкой стояли два десятка бутылок с водкой, в углу висели три хомута и какие-то ремни. Небольшой прилавок, на котором деревянный ящик с конфетами-подушечками, слипшимися в сплошную массу. И живая продавщица, смотревшая на Летова с видимым интересом. Поздоровались.

– Дай-ка нам, Варя, пару бутылок да пару стаканов, обмоем приезд племянника, – попросил дядя. – Выпьешь с нами?

– Не-не, Афанасьич, – отказалась Варя, одновременно подавая бутылки и стаканы, – не буду.

Посмотрела на Летова снова:

– А я вас помню…

– Кого это – нас? – перебил он её. – Я ж не император какой-нибудь.

Варя зарделась и засмеялась:

– Ты на класс старше учился, так, Саня? Всё воевали…

Он снова перебил:

– Так ты сестра Толика, моего лучшего друга?

– Да.

– А он где сейчас? Я его лет двадцать не видел.

– В ПТУ в Кирове, мастером.

– Ну вот, оказывается, мы знакомцы, а ты даже выпить с нами не хочешь!

– Не-не, не буду!

– Ладно! А мы выпьем, да, дядь Миш? А закусить? Я без закуски не умею.

– Да вот же, – вступилась Варя, – конфеты!

– И больше ничего существенного? А под прилавком? – Летов знал об этом феномене нынешней жизни.

Варя засмущалась:

– Да если бы и было, разве я пожалела бы для дяди Миши и для тебя, Саня? Нет, только одни конфеты и есть. – Она посмотрела на меня, удивлённого. – Да вы прямо руками берите сколько хотите!

– Как брать? Они же все слиплись?

– А вот так, пальцы сделайте ковшиком и берите! – показала.

Ящик больше чем наполовину был опустошён.

– Это что, и они, работники, так закусывали: руками?

Варя отвернулась, закрыв глаза ладонью. Глухо, не оборачиваясь:

– Простите меня, я ложки из дома приносила, да они их с собой позабирали. Принесу – а они заберут…

– Хватит, Саня, – не выдержал дядя, – девушку до слёз довёл! Не виновата она! Сюда бы этого многозвёздного генсека да заставить его закусить вот так! Хватит! – Он поднял налитый стакан, чокнулся о его, стоящий: – За встречу! Всегда рад тебя видеть, племяш!

Он выпил залпом.

И Летов выпил глотками, потом, угнувшись, ждал, когда пройдёт желание желудка выкинуть тёплый вонючий яд.

– Пойдём, Саня! Прости нас, Варвара, и запиши за мной.

Дядя Миша засунул обе бутылки в карманы пиджака и пошёл на выход. Летов, захватив стоявшую на полу обувь, пошёл следом.

Ему было стыдно.

Шесть лет назад в космос улетел почти его ровесник, Юрка Гагарин.

В Москве с невиданным размахом собираются отметить пятидесятилетие Октябрьской революции.

И война окончилась двадцать два года назад…

В доме, где за два с половиной года до начала войны, вьюжной февральской ночью, в годовщину гибели крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец», родился он, Летов, в горнице был накрыт стол с немудрёными деревенскими закусками и городскими, что удалось купить. Посреди стола стояла початая четверть самогона.