Он при помощи ножного насоса надувает большой матрас. Я не сразу понимаю, что это он.

Это для нас с Алиской? Спать здесь действует кроме дивана не на чем.

–Ну-ка, иди ко мне, – вдруг подхватывает дочку Колосов и кидает ее на матрас.

Она сначала пугается, плюхается, но после начинает хохотать и просить ещё.

Ее невесомая попа действительно очень смешно подпрыгивает, превращая матрас в батут.

У меня в груди теплеет. Мне кажется, что это так у любой матери, когда ее ребенок счастлив.

Вообще, Алиска мужчин не любит. Боится даже, потому что редко видит, но здесь я совершенно неожиданно слышу, как из ее рта вылетает:

–Па! Папа!

Я даже роняю на пол лопатку.

Затаив дыхание жду, что пока я не вижу, Тимур Аскарович скажет какую-нибудь гадость, но нет.

Он просто смеется и говорит дочке о том, что все будет так, как она пожелает.

Меня накрывает молчаливой истерикой. Каков лицемер! Она попросила у тебя папу! Которую ты у нее забрал!

Становится так тяжело дышать, что я выключаю газ и глубоко дышу от подкативших слез.

–Ужин готов, Юлия? – Интересуется Колосов, как ни в чем не бывало.

–Да, – отвечаю хрипло-писклявым голосом. – Прошу за стол.

Юля

На часах девятый час. Колосов закладывает посудомойку, а я купаю Алиску.

Ей очень нравится в большой ванне с пушистой пеной и разными крышечками от моющих средств: синяя – от пены для бритья, розовая – от моего дезодоранта, желтая – от детского шампуня. К нему ещё в подарок прилагался набор маленьких резиновых уточек. Покупки явно делал тот человек, у которого есть дети.

Мысленно прикидываю, сколько лет может быть сегодняшними ребятам. Около двадцати, если они на практике из академии. Видно, что Колосова они уважают и побаиваются. Как же я их понимаю!

Внутреннего достоинства Тимуру Аскаровичу не занимать. Он ощущается, как скала. И это сводит меня с ума, заставляя чувствовать себя сумасшедшей. Будто моя реальность какая-то ущербная, а его – истинно верная. Но это же не так!? Или как?!

Господи, как же я запуталась. Жизнь будто вытекает у меня из рук, а я все пытаюсь ее удержать, сжимая кулаки. Пытаюсь поступать правильно и следом же, разбившись о стену последствий своих убеждений, лечу прямо в ее низ, где выхватываю по полной программе. Что я делаю не так? Мамочка, почему так сложно?!

Мешаю рукой пену в ванне и достаю из кармана телефон. Хочется позвонить маме. Почувствовать, что я не одна на этом свете. Что мне есть, куда идти. И что я могу не мириться с несправедливостью…

Набираю номер мамы и жду гудки. Один, два, три… Не берет. Вспоминаю, что у них уже практически двенадцать часов ночи и тяжело вздыхаю. Вот и вся поддержка.

Вытираю полотенцем «размякшую» от горячей воды дочку и несу ее в комнату. Неожиданно Тимур Аскарович отвел нам место на диване, а свой матрас перетащил в столовую зону.

Колосова в кухне уже нет. Прислушавшись, я понимаю, что он говорит по телефону на балконе. Оставляю только подсветку гарнитура и одеваю Алиску ко сну. Она сегодня пропустила вечерний сон, поэтому уже капризничает и трет глазки.

Ложусь с ней рядом на диван, и тихонько поглаживаю животик.

У меня же самой сердце колотится как отбойный молоток.

Вот сейчас дочь уснёт, и что дальше? Мы будем прямо при ней? Это же извращение… Нет, она, конечно, маленькая, но все-таки… А поцелуи? Они будут? Или просто механически?

И мне малодушно хочется, чтобы случилось сейчас наводнение или ещё какой катаклизм, чтобы не испытывать, не усугублять ощущение грязи, в которую я вляпалась. Тошно…

Тимур Аскарович тихо возвращается в комнату. Я слежу за ним взглядом в полутьме. Слушаю, как он принимает душ и снова заходит в столовую. В махровом халате и с полотенцем в руках.