– Постой, но тебя никто не просит пить ее, – умиротворяюще сказал Нисоред. – Подставь мне свое плечо, Горхла. И отвернись – не то неровен час тебя стошнит на одежду, как ту благородную барышню при виде сношающихся песиков.

Хохотнув, Нисоред окропил рану Горхлы молоком Слепца и, не обращая внимания на забористую ругань карлика, корчившегося от боли, приступил к лечению Двалары.

– А что делать со Слепцом?

– А что с ним сделаешь? Мясо у него совсем не вкусное, – отозвался улыбчивый Нисоред.

– Ну, убить, заколдовать, расправиться с ним – что угодно!

– Бесполезно пытаться уничтожить Слепца. Лучше я возьму его себе – с ним будет не так одиноко. Теперь он мой раб. В нем много силы и столько же повиновения, – сказал Нисоред.

– Поступай как знаешь, – развел руками Герфегест. – Но самое умное – отвезти тварь к самой Бездне Края Мира и дать ей пинка под зад.

– Может быть, со временем я так и поступлю, – мягко улыбнулся Нисоред. – А пока что пусть походит у меня в цепных псах.

В самом деле, определенные выгоды в таком решении были. Молоко Слепца было столь же целебным, сколь ядовит был его ложноязык. В этом и Герфегесту, и остальным представилась возможность убедиться следующим утром.

Двалара встретил рассвет в сознании. Киммерин не отходила от него всю ночь, пытаясь снять жар холодными примочками. Вода из Колодца Невинных, едва не стоившая Дваларе жизни, теперь должна была помочь ему выздороветь. Утром девушку сморил сон. А когда она пробудилась, то застала Двалару сидящим на походных тюках и жующим кусок лепешки!

До того как Нисоред испробовал целительную силу молока на Дваларе, Герфегест привел в порядок его раны. Осторожно, чтобы не задеть жизненно важных органов и сосудов, он поставил на место и составил правильно кости. Правда, пришлось вышвырнуть прочь несколько острых обломков, которые не укладывались в общую гармоничную картину – в ту ночь, сам того не заметив, Двалара полегчал на несколько харренских унций.

Герфегест наложил на грудь и руки Двалары чуть ли не лигу целебных повязок (пожертвовав на сие человеколюбивое деяние свою единственную рубаху и шикарный атласный плащ Киммерин). Результат оправдал все, даже самые смелые ожидания! Очнувшись, Двалара даже не смог представить себе в полной мере, что же на самом деле сделал с его телом разъяренный Слепец.

Горхла справился с хворью еще быстрее. Спустя несколько часов ему достало сил сходить вместе с Нисоредом к Невинному Колодцу – подобрать брошенные впопыхах бурдюки с водой, которая была столь необходима отряду для продолжения пути.

А Герфегест смог наконец поспать. Так окончилась ночь, имевшая столь романтичное начало.

К вечеру следующего дня отряд был готов продолжать путешествие в Старый Порт Калладир. Оставаться в Деннице Мертвых не было никакого смысла.

– Ганфала велел нам возвращаться как можно быстрей, – невесело заметил Горхла и взвалил свой мешок и часть поклажи Двалары на свои неширокие плечи.

Киммерин и Двалара переглянулись. Видимо, оба они знали, что случается с теми, кто не исполняет велений Ганфалы. Одному Герфегесту было плевать на Ганфалу. Да, пожалуй, еще Нисореду.

– Пусть будет ваш путь через эти безумные земли легким. И пусть возвращение оправдает самые смелые ваши надежды! – тепло сказал Нисоред.

В правой руке он сжимал уже знакомую всем цепь. Слепец, силою магии Нисореда обратившийся из необоримого чудовища в покорного псарю кутенка, топтался за его спиной.

– Быть может, пойдешь с нами, Нисоред? – предложил Герфегест.

Ему хотелось поговорить с Нисоредом, ведь маг был единственным среди всех, кто помнил его молодым. Единственным, кто помнил самоубийство Конгетларов. И это рождало иллюзию сопричастности.