С высоты наблюдаю, как Ираида открывает парадную дверь, впуская двух самых близких подружек невесты, которых я вижу впервые. Нужно идти в спальню и начинать собираться, стилист уже два раза позвал, а у меня нет ни стимула, ни желания.

Блондинка и брюнетка, радостно переговариваясь, снимают изысканные шубки. Одеты в одинаковые атласные платья нежно-оливкового цвета.

Брюнетка поднимает голову, замечает меня и приветливо машет рукой. В этой женщине я узнаю модного дизайнера Веру Борн. Стоимость ее платьев начинается от миллиона и до бесконечности. Она крутая и популярная. Неудивительно, что она вхожа в особняк Усольцева. Яр знает, с кем выгодно дружить.

Натянув улыбку и помахав в ответ, я отталкиваюсь от перил и плетусь в свою комнату.

— Елена, наконец-то! — уже нервничает стилист и указывает мне на бархатный пуф возле туалетного столика. — Поторопитесь. Времени в обрез!

Приземляюсь на пуф, а стилист принимается вылепливать из меня достойную господина Усольцева Галатею, разделяя волосы на рядки и закрепляя заколки с длинными натуральными прядями, которые, вероятнее всего, будет накручивать на плойку, чтобы скрыть переход.

Мой сынок катает новую машинку по полу и что-то приговаривает себе под нос. Этим утром Матвейка на удивление спокойный, будто чувствует, как у меня в груди горит сердце и не хочет добавлять масла в огонь. Дверь в спальню открывается, и на пороге появляются подружки.

— Привет, Элла, как же я рада! — говорит Вера и поправляется: — То есть Лена.

Кажется, Усольцев успел провести беседу с ними. Спасибо что хотя бы велел обращаться ко мне по настоящему имени.

Видеть Веру вживую так непривычно. Ее спутница с пронзительным цветом глаз, как у Усольцева, осторожно щипает подругу за локоть.

Блондинка шагает ближе и, наклонившись, смотрит мне в глаза с такой жалостью… будто я сирая… или слабоумная.

— Ты меня не помнишь? — осторожно спрашивает.

— Понятия не имею, кто вы, — отвечаю.

— Я Марика, родная сестра Ярослава. Мы с тобой дружили, пока ты не пропала и не потеряла память. Хочешь быть Леной — будь ей, только поправляйся скорее…

— Я не больна, это вокруг меня сплошная психушка, — хмыкаю. Марика ошарашенно округляет свои большие васильковые глазища. — Простите, — выдыхаю, — я просто нервничаю.

— Ничего страшного! — выпрямляется она и поднимает ладони в мирном жесте.

— Мам…ма-ма-а-а, — зовет Матвейка, от чего я вздрагиваю, рискуя быть обожженной плойкой.

Женщины замечают малыша.

— Это твой сын? — удивленно спрашивает Марика, медленно подходя к Матвею.

— Нет… племянник, — к стыду перед собственным ребенком, отвечаю я.

Марика присаживается возле Матвея на корточки, с интересом разглядывая его, а сынок смотрит на новую тетку.

— Почему он называет тебя мамой?

У меня вспыхивает лицо.

— Нет у него матери, только отец. А сейчас он в длительной командировке. Вот Матвей и зовет меня мамой…

— Поразительно, — ахает сестра Усольцева, — если бы ты не сказала, я могла подумать, что вы с Яром успели родить ребенка и скрывали его от нас. Он почему-то так похож на моего брата в детстве.

— Не выдумывайте, пожалуйста, Марика, — деликатно осекаю ее. — Вы, наверное, слишком любите Ярослава Андреевича, раз видите его черты лица во всех.

— Или я не выспалась, — игриво потрепав за макушку Матвея, она встает и возвращается ко мне.

Уф, вроде пронесло.

Я вынужденно закрываю глаза, пока стилист делает мне макияж, а когда вновь смотрю на себя, вижу в зеркальном отражении восхитительную девушку. Мне подчеркнули карие с зеленым глаза, выровняли тон кожи. А с длинными волосами мне оказывается очень хорошо. И зачем я их все время состригала?