– Ага, ты! Полностью с тобой согласна! На все сто. Нормальный человек разве будет воровать детей?

– Я не воровал!

– Доказательства? Нет? Охрана, – снова завопила я.

Да где, черт возьми, эта самая охрана?

Оттеснила мужика от столика, нацепив на лицо самое грозное выражение. Пусть знает, что со мной шутки плохи.

– Так, козявочки, подъем! Ходят тут всякие, понимаешь ли, – зыркнула на мужика так, что он невольно отшатнулся. – Охрану не дозовешься. – Не поленюсь и в другой раз и накатаю им «чудесный» отзыв в книге жалоб и предложу… Пока не знаю что, но обязательно придумаю нечто очень запоминающееся. – Нам лучше отсюда уйти. Ничего-ничего, сейчас полицию вызовем, и этого увезут куда надо, – кивнула на непробиваемого маньячину, – и папку вашего найдем. Не ссыте, прорвемся.

– Не надо полицию, – неожиданно заскулили девочки в один голос.

– Это еще почему? – посмотрела на мелких, потом перевела взгляд на мужика, а тот победно улыбался.

Прищурилась, ища подвох.

– Это наш папа,– с тяжелым вздохом признались малявки, опуская виновато моськи.

– Та-а-ак, уважаемый, документики предъявите, пожалуйста!

– А деньги не сказать, на какой полке лежат, и ключи от дома вам не дать?

– Спасибо, обойдусь. Своего добра хватает. Одних детских слов маловато, чтобы я вот так просто отдала вам детей. Им задурить головы – как нефиг делать. Уж не знаю, что вы им там наобещали, но никуда они с вами не пойдут просто так.

 – Вера, Надежда, вы где ее откопали? – Мужик устало растер лицо ладонями, присев на стул, который стоял около нашего столика.

***

– Это не мы ее нашли, а она нас, когда ты, кстати, потерял! – важно изрекли дети.

У-у, у нас здесь маленький, но гордый и почти храбрый народец. Уважаю.

– Все с вами ясно, папаша! – присела на другой стул напротив нерадивого отца.

– И что вам ясно?

– Что премии «отец года» вам не видать, как собственных ушей. Чем таким важным нужно было заниматься, чтобы умудриться проморгать собственных детей? Вы совершенно безответственный тип!

– А мы слышали, как Грымза говорила, что хочет проверить его трусы, – сказала то ли Вера, то ли Надежда, фиг различишь этих однолицых бледнолицых.

Отец детей поперхнулся воздухом и грозно зыркнул на них.

– Причем тут мои трусы? И сколько можно раз вам повторять, Люба не грымза!

– Мы слышали, как она говорила по телефону с кем-то о тебе. Она хочет проверить содержимое папиных трусов. Зачем ей его трусы, мы так и не поняли, но, наверное, папа их ей показывал, пока мы прятались. А нам говорит всегда, что это неприлично.

Я хрюкнула совершенно некрасиво, стараясь сдержать рвавшийся наружу хохот. Ясно-понятно, какое содержимое она собралась там проверять. Надеюсь, эта Люба вообще хоть что-то там нашла, а то бывает, знаете, эго большое, а то самое содержимое и с микроскопом не найти. Фиг с ним, хорошо, что эти две малявки не поняли, что вообще только что сморозили. Отец их вон, как покраснел, даже уши пунцовыми стали.

А он вообще ничего так. Привлекательный. До этого не было времени рассмотреть его. Я как-то не имею привычки заглядываться на маньяков. Но вроде это и правда их нерадивый папашка-потеряшка, да и мордахи, если уж говорить откровенно, похожи, только в женской версии. Не прям конкретно так, конечно, похожи, как две капли воды, но неуловимо угадываются схожие черты лица, форма ушей и градус оттопыренности, и нос. Да что говорить, они даже хмурятся похоже. Хотя он статный брюнет с волевым подбородком, глазами цвета выдержанного коньяка, прямым носом и бородкой. Да, хорошо, что у девчонок нет бородки. Она им бы точно не пошла, ведь они истинные ангелочки. Миловидны, белокуры, с глазами цвета лазурного моря и вообще просто неотразимы. А может…