Спать больше не хотелось, и я отправилась на разведку первого этажа. Пока хозяин отсутствовал, можно было походить и так.

Первый этаж я изучала намного дольше второго. Нашла специально отведенные помещения для сушки белья и для стирки, косо посмотрела на четыре стиральные машинки, стоящие в ряд, и если честно, то совсем не поняла, зачем они Мирославу. Ведь и в моей комнате была машинка. А мужчина жил один. В общем, странности, да и только.

Когда я прошла через зону, где не было второго этажа и потолки казались по-настоящему неземными, я оказалась на кухне. Над ней был потолок – значит, находилась я где-то под своей спальней или под соседней.

От кухни было только одно название, не было никаких дверей или стен, лишь гарнитур, техника, широкая барная стойка рядом и все те же окна на полстены. Я открыла холодильник и поняла, что безумно проголодалась.

Достала курицу и мясо с намерением все это запечь. Готовить я любила, но не особо умела, поэтому и ограничивалась всегда пароваркой или духовкой.

Время, пока я резала овощи и раскладывала их на противне, прошло незаметно. А когда я все же захлопнула духовку и развернулась, то встретилась взглядом с Мирославом. Выглядел он как-то не очень. Взъерошенный, на щеках чуть ли не красные пятна, а глаза горят. Они словно потемнели на несколько тонов. Соколов стоял и не двигался, лишь шумно дышал, вцепившись пальцами в край барной стойки.

Слишком поздно до меня дошло, как, должно быть, все смотрелось со стороны. Я, в его футболке, полуголая, приплясывала на кухне.

Без трусиков.

И… матерь божья!

Я же нагибалась, когда ставила противень в духовку. Щеки опалило жаром, а сердце провалилось в пятки. Я скосила взгляд, просчитывая быстрые пути отступления.

Стоило попытаться.

Рванула вдоль окон, обегая барную стойку с другой стороны. Но, видимо, именно в побеге и был мой самый главный просчет, так же как и с Ярославом. Мир в считаные мгновения оказался рядом и, схватив меня, плотно прижал к себе.

Мужчина уткнулся носом мне в шею и шумно задышал. А я ждала, когда же мне станет противно или страшно, но не было ни того, ни другого. Наверное, в моей голове за последние два дня что-то и правда сдвинулось, потому что сейчас в крови бушевал какой-то ненормальный азарт.

Мне внезапно понравилось то, как Соколов тесно прижимался ко мне, ощущение его каменных мышц и шершавых ладоней на моих бедрах.

Пальцы Соколовского плавно заскользили по моим ногам, постепенно задирая футболку все выше и выше, а я пыталась сделать хотя бы несчастный глоток воздуха, но у меня ничего не получалось. Потому что неожиданно для самой себя я почувствовала тепло, так необходимое мне все это время.

От Мирослава шел жар, опаляющий мои бедра. Мне показалось, что я вот-вот сгорю дотла, ведь я знала, что должна оттолкнуть мужчину, отстоять свою точку зрения и свои права, а не плавиться воском в его объятиях.

Но вот одна рука мужчины поднимается вверх и начинает рисовать что-то на моих ребрах, а вторая, напротив, спускается вниз и поглаживает внутреннюю сторону бедра.

Я в отчаянии прикрыла глаза.

Мне захотелось закричать, в первую очередь на саму себя. Но что-то внутри меня жаждало острых ощущений, это что-то заставило меня притаиться и замереть в ожидании.

Мирослав начал осыпать мою шею поцелуями, и я выгнулась ему навстречу. От вороха мурашек, бегающих по всему телу, я словно сошла с ума.

Или все дело было не в мурашках? А в языке Мирослава, которым он сейчас облизывал мое ушко. А может, в том, что мое тело зажило собственной жизнью, как в лучших романах о любви, и предало собственную хозяйку.