— Молчишь? — Миша как-то отчаянно смеется мне в лицо. — Я семь лет слушаю о том, как ты несчастна! — орет на меня в ответ. — Семь долбаных лет живу с призраком твоего утырка.

Чувствую бегущие по щекам слезы. Как он смеет? Как он только смеет опошлять своими словами все, что было мне дорого?

— Не трогай Влада, — луплю Князева по груди, плечам, не разбирая, куда бью. — Он, в отличие от тебя, мужчина.

— Мужчина?

Миша отдирает меня от себя, крепко сжимая запястья. Встряхивает, а потом прижимает к стене. Нависает сверху.

Он взбешен. Настолько, что я понятия не имею, чего от него ждать.

— Он продал тебя за пятьдесят штук. Твоя цена — пятьдесят тонн зелени, — шипит мне в лицо. — Никто его не принуждал и не угрожал. Он сам свалил, прикарманив бабло. Поняла? — опять встряхивает.

В голове звенит. Что он только что сказал? Влад меня продал? Смешно.

Мог бы придумать что-то более правдоподобное. Улыбаюсь и качаю головой, смотря мужу прямо в глаза, потому что это абсурд. Кем нужно быть, чтобы сказать такое?

— Знаешь, почему я на тебе женился?

— Знаю. Потому что это ты хотел денег! Ты, а не Влад. Потому что ты объединил бизнес с моим отцом и…

— Дура!

Миша разжимает пальцы и делает шаг назад.

— Если ты решишь забрать моего ребенка, я тебя из-под земли достану и притащу обратно. Поняла меня?

— Пошел к черту. Пошел вон. Убирайся, убирайся!

— Ты меня услышала? Услышала, я спрашиваю?

— Ненавижу, — хватаю с полки коробку с часами и запускаю ее в Князева. — Убирайся и свои идиотские подарки забирай. Мне ничего от тебя не надо. Ничего. Все забирай, — выдвигаю отсек и смахиваю все украшения, что он мне дарил, на пол.

— Мама? Папа? Вы чего?

Издаю какой-то нечеловеческий звук. То ли всхлипываю, то ли визжу. Рука так и остается висеть в воздухе, а тело простреливает высоковольтным ударом тока.

Поворачиваю голову и смотрю на сына. Он стоит на пороге гардеробной, держит в руках игрушечный вертолет и смотрит на нас огромными растерянными глазами.

— Это потому, что я упал? Я больше так не буду. Правда-правда.

В сердце в этот момент вонзается игла.

8. Глава 8

— Марк, — Миша улыбается и подхватывает сына на руки, — нет, конечно, — мягко смеется, гораздо быстрее начиная контролировать ситуацию, в отличие от меня. — У мамы полочки в шкафу сломались. Все упало, видишь, какой бардак?

Марк кивает, рассматривая валяющиеся на полу вещи.

Всхлипываю и отворачиваюсь, зажимая рот ладонью. Быстро-быстро растираю щеки, чтобы стереть слезы и хоть немного прийти в себя. Натянуть улыбку. Кривую, неестественную…

— Мама…

— Что, мой хороший? — поворачиваюсь и подхожу к сыну, который сидит на руках у своего отца.

— Ты плачешь?

— Нет, ты чего? Нет, конечно.

— Мы с папой все починим, да, пап? — смотрит на Мишу, и тот кивает. — Не плачь.

— Не плачу, — сглатываю ком и глажу сына по голове.

Какой же он хороший. Сердце разрывается просто.

Что мы творим? Что я творю?

Нужно было молчать, как и раньше. Просто молчать и не устраивать истерик. Кому лучше от этих скандалов? Только сын страдает.

Мои внутренние противоречия убивают остатки адекватности. Я же себя изнутри жру. Ненавижу себя за то, что, о боже, тело предало.

Отпуск. Океан. Мы втроем. Как семья. Как настоящая семья.

Вторая ночь. Мы уложили Марка спать. Сидели с ним вдвоем, сказки рассказывали, сын таким счастливым был. А потом темный коридор виллы, свет луны из окна, шум воды, и все как во сне. Будто не по-настоящему. Поцелуи, объятия. Эмоции зашкаливали.

Я сама себя не узнавала. Почему отзывалась на ласки, на поцелуи? Почему не противилась?

Мне нравилось. Я с ума сходила, чувствуя над собой Мишино крепкое тело и прохладные простыни под спиной. Он меня любил. Именно любил. Нежно, страстно, без остатка.