– Я все оплачу, если ты настаиваешь.

– Пф!

– Ты хоть понимаешь, что я вчера на самом краю смерти стояла?! – Оксана шумно выдохнула. – Я ночь на морозе в промокшей одежде провела! У меня все тело в синяках и ссадинах! Документы утопли, мне даже билет на самолет купить – проблема. И тут, когда мне так нужен рядом хоть кто-то близкий, кто меня поддержит и приободрит, ты начинаешь кочевряжиться и предъявлять претензии! Некоторое время назад я даже начала думать про нас, что мы – Семья, но, выходит, я ошиблась? Так, случайные соседи по купе, не более того? Что мне Ксюхе-то сказать?

– Ладно, – как Евгений ни тужился, он так и не смог придумать достойного ответа, – звони, я подъеду.

Проклятье! Разумеется, апеллирование к их дочери являлось ударом «ниже пояса», но он и без того прекрасно понимал, что согласится. Будет ругаться, ворчать, исходить ядом, но все же согласится.

Являлась ли тому причиной его влюбленность? Да нет, подобные пылкие чувства люди обычно испытывают в куда более юном возрасте. На сладкое безумие его эмоции совершенно не тянули. Быть может, Оксана им элементарно манипулирует, добиваясь своих меркантильных целей? С кем-то другим Евгений, возможно, и испытывал бы определенные сомнения, но тут он был абсолютно убежден, что все ее слова относительно испытываемых чувств честны и искренни. Тут уж сама природа не позволяла Оксане кривить душой.

Но почему же тогда он всякий раз, осерчав на нее чуть ли не до рукоприкладства, неизменно все прощал? Да и Оксана, если уж начистоту, неоднократно закрывала глаза на его откровенно «неспортивное» поведение? Вспомнить хотя бы ту давнюю историю, что их познакомила – тогда она имела полное моральное право его удавить, но все же не сделала этого?

Или же Оксана права? Невозможно ведь всерьез серчать на собственную руку, которая что-то сделала не так. Никому не придет в голову ее оторвать только за то, что она в чем-то провинилась. И точно так же они прощали друг другу промахи и ошибки именно потому, что ощущали себя единым целым. Пусть пока еще подсознательно, но понимали, что они – Семья.

* * *

Больничные коридоры во многом уравнивают людей в правах. Будь ты хоть трижды миллиардером, а в палату интенсивной терапии тебя все равно не пустят, требования распорядка будут распространяться на тебя точно так же, как и на всех прочих, да и однотипные пижамы делают пациентов практически одинаковыми. Быть может, вокруг тебя персонал и будет крутиться с чуть большей расторопностью, но принципиально это ничего не меняет. Так что лежи, жди, пока рассосется действие наркоза и сосредоточенно изучай потрескавшийся потолок.

В приоткрывшуюся дверь прошмыгнул Антон в накинутом на плечи зеленоватом халате и остановился возле койки Руслана, разглядывая его облепленное пластырем лицо и слегка заплывший левый глаз.

– О! Привет, Антонио.

– Врач сказал мне, что операция прошла успешно, и уже скоро вы встанете на ноги.

– Скоро?! Это у них шутки такие?! Мне теперь не менее двух месяцев в гипсе щеголять… или что там у них сейчас вместо него?

Оторвав голову от подушки, Руслан с опаской покосился на свою левую голень, оплетенную блестящим металлическим каркасом, напоминающим строительные леса. Оставалось только повесить на ней объявление: «Нога закрыта на ремонт» или что-то в этом роде.

– Думаю, он выражался фигурально. Сказал, что уже завтра-послезавтра вам можно будет вернуться домой. Хоть и на костылях.

– Но это, согласись, все же лучше, чем на катафалке, – Руслан снова откинулся на подушку и устало закрыл глаза. – Врач говорит, что если бы Оксана прямо там не обработала и не перевязала мою ногу, то сегодня я рассвета мог и не увидеть. Да и из затонувшей машины я бы без ее помощи не выбрался.