Когда он захочет завести собственных детей, он обязательно вспомнит эту девочку в зелёной шляпе с таким интересным именем, и оно даже будет мелькать в списке имен, из которых он будет выбирать имя дочери, и может быть, оно понравится его жене так же, как и ему. Она удивляла своей живостью и интересом, которые найдешь не у каждого ребенка. Скорее, каждому ребенку интересно что-то одно, а ей интересно сразу все. Конечно, он не мог сказать гордо, что ей нравится история, только потому что она сама еще не определилась, что больше всего ее привлекает: картины и живопись? старинные книги? обшитые жемчугами платья? фарфоровая посуда с нанесенными на нее золотом инициалами императора? Хотя до некоторых экспонатов еще стоит дойти.

– Ты права! – согласился он с нею, когда она стала говорить о Золушке и мачехе с сестрами, предполагая, почему одни девушки получились красивыми и в красивых платьях, а другие нет. – За каждой картиной стоит история человеческого рода, а еще интереснее придумать ее самому. Например, мы точно можем сказать, что этот дядечка, – он указал на князя Голицына, – развивал торговые отношения с Китаем, и мы даже можем вспомнить его жен и детей, но еще мы можем предположить, придумать, что он пил по утрам горький кофе без молока, любил есть блины, а, когда был маленьким, упал на мостовой и разодрал коленку…ведь у каждого человека есть своя личная история, которую никто не знает, и даже картина не может ее передать. Мы видим только один момент его жизни, к сожалению, – будучи маленьким, он придумывал такие истории, чтобы придать хоть какую-то живость этим образам. Кто поспорил бы с ним, что князь Голицын в десятилетнем возрасте не падал и не драл колени? Никто! Во-первых, не доказано обратного, а во-вторых, так было со всякими детьми. Если историю рассматривать как науку – то это голые факты, а если как искусство – то это целая жизнь. Ему нравилось последнее.

Он говорил много, и дети не всегда любят, когда им что-то внушают, поэтому он позволял ей бегать от картины к картине, четко следя за ее движениями.

– Аля, смотри, – подозвал он ее к себе, словно заинтересовавшись чем-то, словно он увидел что-то, чего никогда не видел. В середине зала была круглая витрина, под которой были собраны различные книги, открытые на разных страницах. В основном это были летописи, но среди них появлялись и приказы, и указы Императоров. Так, среди них, появился Указ Императора Павла, написанный в восемнадцатом веке, странным для нас современных людей языком. – Попробуешь прочитать? – Владимир изучал и старославянский язык, и древнерусский, но все же сложно было привыкнуть к прочтению, а тем более подобных документов.

Для девочки это оказалось настоящей проверкой! Она готовилась поступать в школу, и ей очень нужно было доказать, что она готова, что она умеет читать.

– Бо. жи..е..ю…ми..лостию, – с трудом, но прочитала она. – Это они специально неправильно пишут? Чтобы мы знали, что тоже можем ошибиться?

И как он сразу не догадался, что в школе не рассказывают детям о старославянском языке. И как теперь отвечать на ее вопросы? Боже, их так много, и они такие логичные! Одно приятно – читает она неплохо, даже письменные буквы.

– Нет, Аля, они не писали с ошибками, – он уселся на пол по-турецки, потому что на корточках сидеть неудобно, а стоя он слишком далеко от ребенка, к тому же книгу все равно видно, даже сидя, по крайней мере ему. – Понимаешь, язык письма тоже меняется и развивается с каждым годом. Смотри, еще лет сто назад не было компьютеров, а значит и слов таких не было, а потом их изобрели и придумали такое слово, и его же как-то надо было писать, вот и появились новые правила. Язык будет развиваться, пока развивается человек. То же самое и с теми буковками. На самом деле, когда придумали язык, то слоги были все с гласными – после согласной буквы обязательно шла гласная, – он всегда путался в звуках и буквах и не был уверен, а бывают ли согласные буквы, но с точки зрения истории ему проще было объяснить именно так.