Кто из этой пары первый придумал эту песню, сказать теперь трудно. Но нам она очень понравилась и мы все дружно пели её с большим удовольствием. Причём так старательно, чтобы слышно было в родном ЛИАПе! Расстояние до Кемпелево было 74 км (Ленинград – Пудость 54 км, Пудость – Кемпелево 20 км). Услышал ЛИАП или нет, но вся деревня Кемпелево слышала точно!

На эту же мелодию пели студенческую песню, которую сейчас многие вспомнят с трудом. Напомню её:

Раскинулось море по модулю пять
И в ряд интегралы стояли,
Товарищ не смог производную взять,
Ему с сожаленьем сказали –
Экзамен нельзя на «арапа» сдавать
Профессор тобой не доволен!
Изволь теорему «Каши» доказать
Иль будешь с ЛИАПа уволен!
Хотел доказать, но сознанья уж нет,
В глазах у него помутилось
Он бросил на стол несчастливый билет
Упал, сердце в ноль обратилось.
К ногам привязали ему сопромат
Чертёжным листом обернули,
Потом потащили его в деканат
И слёзы у многих блеснули.
Всю ночь в деканате покойник лежал
В штаны Пифагора одетый
В руках он зачётную книжку держал
И эллипс на циркуль надетый.
А утром приходит профессоров рать.
Каши с Лобачевским вздохнули,
И чтоб на том свете не мог сачковать
Прочли теорему Бернулли.
Напрасно старушка ждёт сына домой
Ведь жертвы в науке бывают,
А синуса график волна за волной
По оси абсцисс пробегают.

Популярными в наше время были и такие песни:

– И за борт её бросает! Эх! В набежавшую волну…

Слово «Эх!» придумал и громко исполнял Горбачёв!

– Как арабская сабля твой стан
Рот рубин раскалённый,
Если б был я турецкий султан(и что?)
Я бы взял тебя в жёны.
Вплел бы жемчуг тебе между кос,
Чтобы видели люди
Я б тебе своё сердце привёз(на чём?)
На серебряном блюде (но мы пели – на 2-х горбом верблюде).
Что потупилась ты и молчишь,
Пальцем трёшь штукатурку
А сама потихоньку, как мышь,(и что?)
Ночью бегаешь к турку.
Он богатый турецкий султан
Он – дурак и невежа.
Третий день я точу ятаган
(зачем?)
На четвёртый зарежу!
Изрублю его в мелкий шашлык,
Кабардинцу дам шпоры
И, накинув на плечи башлык, (зачем?)
Увезу тебя в горы.
Там на мягкой пуховой тахте
Мы играть будем в прятки
Черномазые негры-пажи(зачем?)
Щекотать будут пятки.
Ты как роза стройна и мила,
Грациозна, красива
Ты б царицей Алжира была,(а что?)
Если б шею помыла.

Песню пели хором, а «Гриша» придумал быстро вставлять вопросы.

– Мой маленький друг, поправь колпачок и как не сердись, ты получишь щелчок…

– Последний троллейбус мне дверь отворил…

– Моя дорогая не блещет красою,
Ни алою лентой, ни русой косою.
Ни русой косою, ни гибкостью стана,
Чем блещут всегда героини романа.
Она носит платье мышиного цвета
Его не снимает зимою и летом.
И, как мне не стыдно, от вас я не скрою
Мою дорогую купаю и мою.
Я платье снимаю рукою не смелой,
Руками касаюсь желанного тела,
Губами прижался к единственной в мире,
К тебе, дорогая … картошка в мундире!

Неожиданная концовка? Вот такими мы были!

Никто из всей деревни нам никогда не сделал ни одного замечания за пение.

Причиной, вероятно, было наше поведение. За всё время не было ни одной пьянки, ни одного скандала. У нас не было телевизора, не было клуба. Были только несколько карманных приёмничков и песни. Удивительно! Но мы не умирали от скуки.

От входной двери слева, начинался ряд мальчиков. Потом, где-то с середины и до конца класса, располагались девочки. Они так решили, что им спокойнее под нашей защитой!

«Гриша» и Гена спали рядом с краю. «Гриша» ворчал на Гену из-за одеяла. Во сне один стаскивал с другого. Гена ушёл на другой конец ряда из мальчиков. Ночью по технической нужде встал и начал искать на ощупь фонарик, и вдруг получил шлепок по руке с сопровождающими словами от Гали Васильевой: