Мрак зябко повел плечами.

– Что-то мне не по себе…

– Когда мы шли вместе, – проговорил Олег, – все тяжести и беды сыпались на твои плечи. Твоя жизнь постоянно висела на волоске. И даже сейчас, когда каждый своей дорогой, тебе самое тяжкое… Не знаю, Мрак. Скажу честно, у меня хребет бы хрястнул!

Со двора раздался требовательный голос хозяина. Таргитай сунул дудочку за пазуху, встал. Мрак посмотрел исподлобья:

– Тебе в самом деле здесь хорошо?

– Конечно, – ответил Таргитай убежденно. – Они все здесь добрые. Он кричит-кричит, но никогда не бил. И жена его добрая, всегда свежим борщом кормит. И кони здесь добрые, не лягаются. Даже гуси ни разу не щипали! Разве что в первый день… Здесь хорошо. Только, говорят, артане скоро нападут, тогда придет беда… Но это ж не скоро. А может, и не нападут.

Хозяин прокричал громче. Таргитай побрел к выходу. Мрак повернулся к Олегу:

– А ты сейчас…

– К себе в пещеру, – ответил Олег. Не стал объяснять, что за неимением пещеры сидит в медвежьей берлоге. – А что?

– На артан бы взглянуть…

– Я пройду наискось через Артанию. Могу опустить тебя хоть среди их воинского лагеря.

– Среди лагеря не надо, – ответил Мрак непривычным для него смиренным голосом. – Лучше тоже… в лесу.

Видно было, как Таргитай пересек залитый солнцем двор, набрал у колодца бадью с водой и исчез в темном зеве конюшни. Мрак ощутил знакомое завихрение воздуха, волосы растрепало, сильные руки вихря пытались сорвать одежду и перевязь с секирой, потом с огромной силой дернуло, успел увидеть бешено удаляющуюся землю. С боков заволокло туманом, чувствовал, как влага пропитывает одежду, волосы, заползает вовнутрь, затем снова свет, солнце уже блистало не справа, а било прямо в глаза, в ноздри ударил запах хвои.

Зима тянулась медленнее и дольше, чем живица за прилипшим к ней жуком. Не из-за одиночества, как страдал бы Таргитай, а что в мучительных размышлениях так и не нашел ответ, как сделать людей счастливыми раз и навсегда.

Трижды возвращался медведь. То ли забывал, что его выгнали, то ли не находил другой берлоги, Олег выпихивал его снова, пока однажды, проснувшись, не обнаружил, что ногам непривычно тепло. Измученному медведю было не до драки, ночью сумел пробраться в свой бывший дом и тут же заснул, отвернувшись от злого человека к стене.

Весну Олег ощутил, только проснувшись в луже талой воды. Продрог так, что нос раздуло на полморды, глаза покраснели и слезились, в груди хрипело, как после долгого и тяжелого бега. Он кашлял, чихал, размазывал сопли, не понимая, что это с ним.

Медведь наконец проснулся, кожа да кости, Олег рыкнул, медведь опасливо убрался искать добычу попроще, и с тех пор Олег его больше не видел.

Чтобы не отвлекаться от настойчивых размышлений, от которых нередко трещал череп, приучил тело терпеть голод и холод больше, чем даже ко всему привычные невры, привыкшие спать как на голых камнях, так и на снегу. Питался как убитой птицей или зверьком, так и листьями, яйцами, благо чуть ли не в каждом кусту по гнезду, ел жуков, кузнечиков, улиток и вообще все, что ползало, летало, прыгало.

За время тяжких и настойчивых раздумий сумел овладеть одним-единственным заклинанием: умел зажигать огонь, который удавалось все же гасить, в отличие от того… Он зябко повел плечами, вспомнив костер, что разжег по дури, даже бог погасить не сумел. Хотя, правда, бог никудышный, только играет как бог, а костры тушит так же паршиво, как и возжигает…

Теперь перед ним почти всегда горел костер. В бликах метались призрачные красные тени, мчались всадники, горели дома и посевы, падали сраженные люди… И так без конца, пока пылал огонь. И никогда не удавалось узреть, как люди мирно пашут и размножаются.