И Пиф уступила маме, пошла с ней в Филармонию и увидела Астиагиаса, и он был божественно красив. Музыка ступала между белоснежных светящихся колонн, и ноги страдали в тесных туфлях.

Астиагиас действительно умер в том же году. Потом умерла и мама.

Пиф остановилась. Симфония великой свалки продолжала шествовать под не-небом бессмертного мира. Пиф прикусила губу.

– Как прекрасна жизнь от смерти до смерти, – подумала она.

После смерти бабушки ей часто снилось, что старуха вернулась, что она лежит в своей коротенькой, как младенческая распашонка, больничной рубахе на соседней кровати. Но Хозяин говорил ей, что это невозможно.

– Многие полагают, что найдут здесь своих покойных родственников, – говорил ангел-хранитель, пока они с Пиф пробирались между канав и поваленных деревьев.

Или, может быть, это были какие-то трубы. Да, определенно, это были трубы. Они лежали в разрытой земле, как мертвые вены в разрезанных руках Пиф.

Пиф споткнулась и упала в канаву.

– А что, разве люди за гробом не обретают вновь счастья в объятиях давно почивших друзей? – спросила она.

– Чушь, – отрезал ангел. – Души приходят и уходят. Это все равно что отыскать потерянного ребенка на вокзале, когда прибывает поезд.

Пиф выбралась наконец из канавы.

– И нас не ждет возмездие за те грехи, что мы совершали? – спросила она, думая о своей бабушке.

Но ангел не пожелал отвечать.

– Вытри рот, – сказал он. – У тебя «усы» от питья.

Несколько раз уронив телефон на пол, Гедда вызвала милицию, скорую помощь. Через час приехали два молодых человека в черных сатиновых халатах.

– Клеенка есть? – спросил один из них, не глядя на женщину.

Она ответила:

– Сейчас поищу.

Порывшись в вещах Пиф, она нашла в нижнем ящике комода большую клеенку. У Пиф не было большого обеденного стола, поэтому когда приходили гости, она расстилала эту клеенку прямо на полу. Словно цветущий луг бросала на паркет.

Сейчас туда уложили останки Пиф. И хотя Гедду почти сразу же отогнали парни в черных халатах, она успела подсмотреть и подивиться: как мало осталось от Пиф.

Кровавую воду из ванной никто не стал выпускать. Хорек куда-то сгинул. Тело Пиф завязали в узел и потащили вон из квартиры.

Гедду наконец вырвало.

– Как ты думаешь, это ад, рай или чистилище?

Пиф задала этот вопрос Комедианту, когда они вместе сидели в доме с выбитыми стеклами в большой комнате с оторванными обоями.

Комедиант встретил Пиф на краю пустыря и привел к себе. У него было странное лицо: чем больше Пиф всматривалась, тем красивее оно становилось.

– Это одно и то же, – сказал Комедиант.

Пиф смотрела, как шевелятся его узкие губы. У него был очень маленький рот. Пиф не понимала, как он поет таким маленьким ртом, но он умел петь. Он говорил, что стекла в доме вылетели, когда он спел одну из последних песен.

Голос Комедианта засмеялся. Голос висел под потолком, а Комедиант сидел рядом с Пиф на паркетном полу среди осколков и ждал, пока заварится чай.

– Как-то я ходила в катакомбы, к христианам, там был такой – отец Петр… – рассказывала Пиф.

Времени у них было навалом. По крайней мере, так ей казалось. У мертвых много времени.

– Этот Петр говорил, что в рай люди попадают, если ведут праведный образ жизни, а в ад – если грешат…

– В раю должно быть блаженство, а в аду – мучения, – задумчиво проговорил Комедиант. – А здесь, как ты думаешь, что?

– Я не знаю. – Пиф растерялась. – Может быть, чистилище?

– Трудотерапия для покойников, – фыркнул Комедиант. – Это господа христиане тебе внушили?

– Я… не верю в их Бога Единого, – выпалила Пиф и тут же поняла, что лжет.

Комедиант посмотрел на нее левым глазом. Правый задумчиво уставился в потолок.