Меня выручила олимпиада, вернее две областные олимпиады: по физике и математике, которые продолжались довольно долго.

От выпускных классов нашего города поехали только Сергей Бахусев и я.

Вначале апреля, вернувшись из очередной областной олимпиады из Кировограда, я погрузился в странный водоворот событий, ход которых все ускорялся и происходил как будто совершенно независимо от моей воли.

Складывалось впечатление, будто все, что не успело случиться за мою школьную жизнь, обязательно должно было успеть произойти именно сейчас, и поэтому все менялось с калейдоскопической быстротой.

А в мае мною овладело какое-то необычное отупение, и все вокруг сделалось глубоко безразличным. Я даже в школу перестал ходить. Это происходило со мной впервые в жизни. Встречаясь с кем-нибудь из приятелей на знакомой тропинке, идущей вдоль крутого склона над морем, я не сворачивал, как обычно, в школьную калитку, а, не доходя метров сто до забора с приятелем, а чаще один, заваливался в заросли пряной травы и тупо смотрел в бездонно-синее небо.

Нет, я нисколечко не страдал, ничто меня не беспокоило. Но я почти физически чувствовал, как беспомощно слабеют и рвутся бесчисленные нити, связывающие меня с такой привычной школьной жизнью, и, вообще, со всей здешней жизнью.

Устав валяться, я садился и начинал смотреть на синюю гладь моря, ставшую такой привычной за школьные годы. Вот стремительно проносится крылатая «Ракета», а вот тянется на север вереница барж, ведомая деловито пыхтящим буксиром. На верхних палубах барж стоят сотни укрытых тканью корзин с урожаем южной клубники, аромат которой доплывает даже сюда. И над всей этой буколической идиллией плывет разухабистая мелодия из динамика на пристани:

– Ей, ей, ей, хали-гали!

Мои прогулы закончились вызовом отца к учителю химии. Это выглядело забавно в связи с тем, что, по крайней мере, в плане учебы мы почти поменялись ролями. И отец, и мама оканчивали одиннадцатый класс почти одновременно со мной, только в вечерней школе, даже некоторые учителя были у нас общие. Я добросовестно старался помогать своим родителям, решал за них задачки и подсказывал на экзаменах.

Отец вернулся из моей школы весьма озадаченным:

– Понимаешь, химик сердит на тебя за то, что ты перестал ходить на его уроки. Грозит поставить тебе тройку в четверти, и тогда не видать тебе золотой медали!

Вот это был номер! До этого дня мне и в голову не приходило, что я могу окончить школу с медалью. Уроков я больше не пропускал, и претензии ко мне отпали сами собой.

И еще один эпизод из этого странного месяца мая сохранился у меня в памяти.

Экскурсия в Крюков, на вагоноремонтный завод. Крюков – это промышленный район Кременчуга, расположенный в отличие от остальной, исторической части города на другом берегу Днепра. Днепр в черте города сохранился в своем первоначальном обличии, в то время, как выше по течению он был перегорожен дамбой и превратился в Кременчугское водохранилище, а ниже, почти сразу за мостом, течение реки замедлялось и начиналось Днепродзержинское водохранилище.

На экскурсию нас, 11-е «А» и «Б» привезли на двух автобусах и точно так же должны были доставить обратно. Вообще-то продолжалась она не долго. Мы посмотрели на старые почти развалившиеся вагоны, которые стояли под открытым небом на запасных путях. Затем на пару вагонов в крытом ангаре, облепленных рабочими, каждый из которых выполнял какую-то свою операцию. И, в заключение, нас подвели к новенькому, сверкающему свежими красками пассажирскому вагону, на который тут же захотелось сесть и уехать куда-нибудь далеко-далеко.