Я сам не знаю, как это у меня получилось. Ведь до сих пор я никогда не спорил с учителями. Да, честно говоря, у меня и поводов не было.
Я хорошо учился, никогда не нарушал дисциплину, был тихим, послушным мальчиком.
Но эта красивая женщина требовала от меня невозможного – предательства.
И тогда с Мирой Израилевной случилась истерика.
Она бегала по классу, выкрикивая не очень связные слова, лицо у нее пошло красными пятнами и сделалось совсем некрасивым. А я продолжал стоять, и на лице у меня, как приклеенная, красовалась совершенно неуместная улыбка.
Урок был сорван.
Я оделся и отправился через весь Верх в столовую на Приморской улице, куда мама устроилась в буфет. Здесь я обедал по рабочим дням.
Я еще не успел и первого доесть, как в столовую буквально ворвалась Мира.
Она отозвала маму, которая до этого сидела рядом со мной в виду отсутствия покупателей. Они довольно долго разговаривали в другом конце зала, так что мне ничего не было слышно.
Вот это номер! Неожиданности буквально преследовали меня в тот день. Я и не подозревал, что Мира знакома с мамой. Это было неприятно, тем более в такой ситуации.
Поговорив несколько минут на повышенных тонах, Мира ушла, явно раздосадованная.
Когда мама подошла ко мне, я ожидал выяснения отношений, но она все отлично поняла.
– Я познакомилась с твоей учительницей, когда лежала в больнице, – сказала мама, – мне показалось, что она очень хорошая женщина, но видно, я ошиблась.
– А чего она хотела от тебя?
– Того же, что и от тебя, но я сказала, что у нас в семье не любят предателей, – сказала мама с неожиданной твердостью.
Нечего и говорить, как я был признателен за эту поддержку, но к этому эпизоду мы больше с ней никогда не возвращались.
Другой вопрос не оставлял меня и когда я в школе так по-дурацки улыбался, и пока пробирался по продуваемым холодным ветром пустынным улицам.
Кто сообщил Мире?
Я снова и снова перебирал в памяти события прошедшего дня. Вот моя одноклассница Лиля приглашает меня прийти вечером к ней домой на вечеринку. Будут ребята и девчонки из нашего класса. Вот я заявился, но оказалось, к ней приехала родственница, и вместо вечеринки мы прогуливаемся по вечернему городу: две девушки и трое ребят.
Ветер раскачивает фонари на растяжках столбов.
Холодно.
Вот отчаянный хулиган Вовка Шемякин пообещал принести что-нибудь «для сугрева» и пришел из гастронома с бутылкой дешевого портвейна «три сапога» – 777.
– Кто будет пить из горла?
Девчонки Лиля и Мила отворачиваются – нет.
Я тоже отказываюсь.
– Ну ладно. Нам больше достанется.
Закадычные друзья Шема и Емеля заходят за угол «Белого дома».
Нам хорошо видны их раскачивающиеся тени.
Вернулись довольные, пахнув издалека сладкой бормотухой.
Так, кто же донес?
Лиля – отпадает.
Милка, своя в «доску», разумеется, тоже.
Вовка с Витькой? Они же не самоубийцы.
Остаюсь только я.
Но я этого не делал!
В Табурищах
Родители быстро нашли жилье. Небольшой домик по улице Кирова, в котором нам предстояло обитать больше года, находился в дальней части Табурищ. Пожилая пара сдала нам половину дома: маленькую комнатку и кухню с большой печью.
Хозяин, колоритного вида казак с седыми усами и бритой головой, несмотря на почтенный возраст, а ему пошел уже девятый десяток, выглядел хоть куда: гладкая кожа и совсем не стариковская сила. В теплую погоду он любил ходить по пояс голый, а то и вовсе в трусах. Тело у него удивительно молодое и на вид ему больше пятидесяти не дашь. Он ленив, и, если бы не дражайшая его половина, мог спать целый день.
Двигается он медленно, и говорит тоже медленно:
– Ну, чого ти, стара дура, причепилась до мэнэ?