В результате он проспал в течение двух суток и, очнувшись, совершенно ничего не помнил. А нам пришлось вдвоем в спешном порядке делать контур заземления для дизеля, положенный по технике безопасности. Для этого мы пробивали ломами шесть полутораметровых лунок в мерзлом грунте, да еще в условиях высокогорья. Мы пришли к обеду взмокшие, без дыхания, а в комнате нас ожидал Заяц, мычащий что-то несуразное.

Разразился скандал. Я не помню, когда точно уехал этот парень, но больше я его не видел даже в отделе.

После физических неквалифицированных работ, начались монтажные, требующие определенных навыков. Прежде всего, мне предстояло научиться паять. Какой-то опыт у меня был. Еще в детстве я конструировал рыбацкое устройство – девон – из медных трубок.

Но здесь нужно было стать профессионалом. Ведь нам предстояло соединить между собой несколько шкафов с аппаратурой, изготовленной не только в разных институтах, но и в разных городах. В качестве соединительных элементов использовались так называемые «бортовые» разъемы, то есть, применяемые в космической технике – малогабаритные и многоконтактные. Разъем размером, скажем, с современный металлический рубль, мог иметь до сорока контактов.

Свой первый разъем я распаивал почти сутки, с перерывом на сон в течение трех или четырех часов. Как раз в это время приехал наш начальник лаборатории, мужчина лет около сорока, с лицом и телом аскета. Таким он и был на самом деле.

Как оказалось, я попал в коллектив людей, фанатически преданных своему делу. И мне предстояло пройти испытание на право работать в этом коллективе. Начлаб весьма скептически оценил мою первую монтажную работу и сказал, что такой разъем нужно распаивать за сорок минут.

– Хорошо, – сказал я, – не пройдет и двух недель, как я уложусь в этот норматив.

И действительно, к концу командировки я мог продемонстрировать ему разъем, который я сумел распаять даже за меньший срок. Начальник сдержанно похвалил.

И я понял, что становлюсь здесь своим.

С девяти часов утра до половины десятого в столовой подавали завтрак. К нему старались не опаздывать.

Но уже за час до завтрака, словно какая-то неведомая сила подбрасывала меня с раскладушки, на которой я спал, и я отправлялся на пробежку. Первые дни я пробегал от силы метров двести – сказывались горы. Но каждый день я удлинял свой маршрут, и, выбегая за ворота станции, направлялся по длинному тягуну, ведущему на станцию «Космос».

На территории станции была спортивная площадка с турником и другим нехитрым скарбом. Когда не было глубокого снега, я продолжал занятия на турнике, вспоминая свое гимнастическое прошлое.

Со своими я встречался уже в столовой, и меня часто спрашивали, отчего у меня такой бодрый вид. Я отвечал, что вернулся с пробежки, но может быть, настоящей причиной была моя молодость.

Каждый раз, проснувшись, я видел в окошке перед собой горы: ослепительно – белую заснеженную гряду и полоску густо-синего воздуха над ней. И еще шум. Он слышался круглые сутки. Чуть ослабевая к утру и набирая к вечеру мощность реактивного двигателя. Это шумел горный ручей, разбухший от талой воды. До него километров пять – на склоне соседней горы, но в темноте казалось, что он ревет совсем рядом.

В отличие от следующей продолжительной разлуки с моей любимой, которая случилась уже через пару лет, и от которой остались десятки моих писем, в этот период писем я не писал. Это просто не имело смысла. Зато мы использовали более современную связь. Нужно было, сначала по рации связаться с Алма-Атой, назвать пароль правительственной связи и через минуту нас соединяли с Москвой. Правда и стоила эта услуга (по тем временам) очень дорого: один рубль за минуту связи.