Может быть, кто-то выкинул куртку или плед? Сейчас было бы кстати найти что-нибудь теплое.

Стиснув зубы, она копошилась в баках, стараясь не обращать внимание на подступившую тошноту. Слуха коснулся крысиный писк, но и на него Уайлли не реагировала. Страх перед этими грызунами был ничтожно мал, в отличие от страха быть замеченной одноклассниками. Уайлли ненавидела ту жалость, что вспыхивала в их глазах. Однажды они заметили ее. В тот день они молча прошли мимо, но на следующий принесли несколько пакетов с вещами и едой. Уайлли не смогла сдержать слез.

Перебирая мусорные пакеты, жестяные банки и листы бумаги, она наконец-то нащупала что-то мягкое. Уайлли потянула за край и вытащила небольшой плед. В нем было несколько прожженных дыр и запачканные края, но все же он дарил хоть какое-то тепло. Уайлли накинула его на плечи и поспешила домой.

Жили они на самой окраине города. За ветхим забором, что от сухости склонился набок, стоял одноэтажный дом из гнилых досок и с протекающей крышей. Деревянная дверь сильно провисла и с трудом удерживалась на ржавых петлях. В самом доме было всего три комнаты: гостиная, ванная и кухня. Ни одна из них не отличалась обилием мебели. На кухне стоял старый холодильник, плита, круглый стол и два стула с расшатанными ножками. В гостиной на полу валялись матрасы и некое подобие дивана. Отец сколотил его из сырых поддонов и поставил в самом центре комнаты. Ванная комната выглядела еще скромнее: в прошлом году Уайлли нашла унитаз на свалке, и вместе с отцом притащила его домой. Душевую кабину соорудили из трех металлических балок и прикрыли рекламным баннером. В этих реалиях приходилась выживать. Уайлли держалась. Держалась как могла. Стиснув зубы, сжав кулаки, она держалась из последних сил.

Уайлли отодвинула щеколду и бережно открыла калитку. К их дому не вела дорожка, от того приходилось добираться сквозь слякоть и грязь.

– Пап, ты дома?

– Да, милая, заходи на кухню.

– Что делаешь? – небольшой пакет с продуктами привлек ее внимание. – Зарплату дали?

– Да, но не все выплатили. Вот чуть-чуть прикупил. Голодная? Садись, мама уже скоро будет.

В подтверждение его слов, старая дверь с лязгом распахнулась и показалась белокурая голова. Вместе с ней в дом ворвался запах свежеиспеченного хлеба.

– Берите скорей, пока горячий, – мама развернула пакет и отломила всем по кусочку.

Ничего вкусней Уайлли не ела. Хлеб был горячим, мягким и безумно вкусным. Уайлли потянулась к пачке масла и отрезала от него маленький кусочек.

– Боже, как вкусно, – промурлыкала Уайлли, закрывая глаза.

– Уайлли, где ты была сегодня?

Молча, она вытащила из кармана монеты и высыпала их на стол.

– Милая, пожалуйста, не сиди больше в метро. Занимайся учебой, чтобы не жить такой же жизнью. У тебя выпускной класс, скоро экзамены, – шумно вздохнул отец.

– Пап, я уже живу такую жизнь. Нам нужны деньги. Много денег.

– Всех денег не заработать.

– Не могу перестать мечтать о них. Они бы решили все проблемы.

– Милая, еще покушай. Ты так исхудала, – заботливо протянула женщина, отламывая еще один кусок хлеба.

Мама была права. Уайлли на последнем школьном медосмотре весила сорок четыре килограмма. Медсестра забила тревогу, требовала вызвать родителей и составить обращение в органы опеки. Она не знала, что Уайлли в лучшем случае питалась раз в день. Мама пыталась выбить льготное питание для нее, но директриса была категорична. Лишь добрые поварихи жалели девушку: после окончания обеда, они собирали для нее остатки еды.

– Девочка, сердце кровью обливается, до чего же ты худенькая. Кожа да кости. Такая красивая и с такой судьбой, – постоянно повторяли они.