– Зачем же сунулась в герцогство? Понадеялась, что неприятности обойдут тебя стороной? Поистине наш мир полон тупиц. Ты прекрасно знала, чем все закончится.

Перед глазами всплыло видение посиневших губ герцога. То была сильная отрава, и едва ли от нее удалось бы спасти, потому Серенис так спешила. Она действительно не продумала план отступления. Сказалась долгая дорога, отсутствие нормального сна. Только нужны ли сейчас оправдания? Сама виновата. Даже нового ножика не раздобыла – тот, что был при ней, отобрал при осмотре стражник (и где этого черта носит?!). Закричать тоже не выйдет – пока кто-то прибежит, она присоединится к призраку Каролины. Будет пугать домашних и гостей дома распоротым полупрозрачным животом. Или шеей. Убийцы часто выбирали шею, так и шума меньше – женских воплей мало кто выносил.

Вспомнилось, из-за кого она попала в эту передрягу. Серенис обежала повара – благо, он пока играл с ней, бросаться с ножом временил. Пришла пора давить на больную мозоль:

– А ты уверен, что герцогиня заплатит тебе за старания? Будь я на ее месте, сдала бы тебя с потрохами, едва герцог отправится на тот свет. Сказала бы, что ты придумал отравление, а сама не при чем. Какое там у нас наказание по закону? Виселица? Или что попроще – четвертование?

Мужчина искривил губы в усмешке. Провел пальцем по лезвию ножа.

– Для того, чтобы обречь на смерть любимого, нужна недюжинная смелость. У герцогини ее нет.

– Она же не любит герцога.

Едва Серенис сказала это, как поняла, к чему клонил повар. Ей вдруг стало страшно, и слегка презрительно: она не видела ничего привлекательного в отравителе, может, потому что он был вдвое старше ее.

– Так что вот тебе две загадки. Как сильно герцогиня обрадуется, когда обнаружит, что те, кто мешал ее планам, мертвы? И сколько продлится ее траур по первому мужу?

Серенис обернулась на дверь позади себя: скорее всего, закрыта. Но если она убежит, повар немедля отравит герцога. Если же она не уйдет, погибнет вместе с ним.

– А когда герцогство будет в руках моей ненаглядной, – продолжал хвастаться повар, – тогда-то я и доведу дело до конца.

Он провернул в руке нож. Рукоятка легла в ладонь, будто была с ней одним целым.

– Какой же ты урод, – выдохнула Серенис.

– Все преступники такие.

И он пошел на нее.

Серенис не успела ахнуть – повар вздрогнул всем телом и застыл на пару мгновений. Каролина вылетела из него, сжала кулаки и снова, с отчаянием, ринулась в призрачный бой.

– Не получишь ее, слышишь! Брата тебе мало, и ее забрать хочешь? Негодяй, не позволю!

Но повар уже привык к внезапному холодку и даже разозлился на себя за промедление – лицо его ожесточилось. Призрак не могла на него особо повлиять, он был обычным человеком. Даже сейчас, оставшись внутри его тела и жмурясь что есть сил, призрак была тенью того жуткого мороза, который ранее в подвале у картины испытала ясновидящая.

Серенис пронзила идея.

Чудом увернувшись от выпада, она крикнула Каролине:

– Дай руку!

Призрак протянула холодную ладонь.

И повар… заорал так, будто его стали резать изнутри. Он выронил нож. Серенис захотелось зажать уши, но отпускать руку призрака было нельзя – другого шанса справиться с убийцей могло и не быть.

Тем более что она никогда ничего подобного не делала. Призраки всегда донимали только ее, отбивая желание иметь с ними дело. Теперь же Серенис наблюдала, что случится, измени она своему непреложному правилу.

Повар скорчился. На глазах его выступили слезы. Он не прекращал орать.

– Не выходи из него, – взмолилась Серенис.

Каролина, чья голова торчала из плеча отравителя, слегка покивала в знак согласия.