Молодица же в избу позвала, на стол скатерку родовую, нарядную, положила, белую с вышивкой алой, поставила кувшин молока да хлеб круглый. Поклонился ей низко Родиполк за доброту материнскую, отведал еще теплого хлеба и молока. Положив под голову суму, лег на пол, подле лавы. Да так и уснул. Проснулся же от того, что на него пристально глядели. Округ столпились дети. Старшей девочке – годков одесять-одиннадцать, младшему – не больше пяти. Они прятались друг за друга, боясь его, а старшенькая вышла вперед всех да изучала его пристально. Была она кровей смешанных – опричников да русичей. Глаза у нее большие, опричненские, карие, темные, жгучие. А остальным-то она – в русичей: длинные золотые волосы пушистые до пояса развеваются да кожа светлая, с белизною. На голове – повязка через лоб, алая с вышивкою, сзади затянута, а по бокам – с кистями длинными. Одета она в ребяческое: платье широкое да светлое, тонкой лентой подпоясанное, с кистями красными.

Родиполк взглянул на нее да увидал ее в очетырнадцать лет, красою. Вот стоит она перед ним, краса-загляденье. На него смело смотрит глазами карими. Он улыбнулся ей, молвил тихо да ласково:

– Пойди-ка, не забойся.

– Не забоюсь я! – ответила она бойко. – Но мамка наказала: не подходь к нему, потому как оборотень он.

Поняв, почему они собрались, Родиполк добро улыбнулся и мягко молвил:

– Зря-то вы собрались, не оборачиваюсь я, месяц уж не тот.

Дети огорчились, но ненадолго, как все малые ребята. Недоверчиво еще раз взглянули на Родиполка, убежали. А через минуту позабыв все, весело да шумно разбежались по всей избе да на малый двор. Но старшенькая большеглазая девчушка не ушла, а ближе подошла, не страшась, да вымолвила:

– Ну, то ладно. Ты коли поедешь, я-то ждать буду, чтобы увидеть перевертыша.

Она хотела уйти, а Родиполк крикнул ей вдогонку:

– Как величать-то тебя?

Она обернулась от дверей, вострым взглядом смерила его и сказала:

– Звать-то меня – в честь батюшки родного, Мирославою.

– А мать-то твою? – опять спросил Родиполк, не тепля надежды на ее ответ. Ведь малые дитятки не сказывают о своем роде да о прародителях.

Но Мирослава оказалась смелою и ответила ему:

– Орантою Макеевою.

– А ты, стало быть, Мирослава Макеева.

Она кивнула и вопросительно посмотрела на него, боясь спросить его имя. Но Родиполк все понял и сказал:

– А меня величать Родиполком Стогнуцким, – не страшась, открыл свое младенческое имя.

Девочка обрадовалась, благодарно кивнула. И уже выходя из избы, еще раз обернулась и молвила:

– То я буду ждать!

– Ну, коли хочешь, то жди, а я приеду, – сказал Родиполк, давая слово Мирославе.

Подложил руку под голову и подумал, что не он невесту сыскал, а она, невеста, сыскала его.

По полудню, поблагодарив хозяев, что принимали его в избе своей доброй да ладной, выехал он в град Печерский, что был под управою князя Вольхи Вениславовича, старшого сына князя-батюшки Венислава Саввичева.

Славный княжий род Саввича брал свое начало от Радомича-богатыря, сильного да смелого. Не давал он в обиду народ свой, защищал от врагов разных, инородных, чужеземных. За охрану ту да защиту выбрали Радомича князем да поставили главным – управлять народом своим да оберег людям делать. Про того богатыря слухи пошли по другим народам, что рядом жили, и стали тот народ радомичами звать. Народ тот жил у самого края реки Вольновой, где впадала она в большое голубое озеро Серптыхан. Округ того озера жили и другие народы, но отличались они от радомичей волосами да глазами. Но все ж радомичи краше были, ближе к русичам, только волосы у них светлые, с переливом рыже-золотым. А глаза – как те воды в озере: когда весна да лето яркое – так синие, светлые, а когда хмуро, то голубо-серые, а когда уж осень глубокая – то совсем серые, темные. В одежде они были просты: мужики рубахи до колен носили да штаны, но с поясами знатными, широкими; девки платья до полу надевали с рукавами длинными, на талии тонким пояском подвязывались. Волосы свои, по обычаю тамошнему, в косу плели толстую, а замужние надвое волосы делили, косы заплетали да вперед по груди спускали. Мужья их им украсы делали, кисти разные, с завитками али прямо да тонко. Кто умелее да богаче – из золота-сребра, а кто беднее – тот из железа. Молодицы волосы свои не накрывали, а ходили простоволосыми, чтобы по украсе той все видели, что замужние они, защитника имеют. А как зима приходила, они тулупы надевали да накидки теплые.