Сэм испустил жалобный звук. Пятьдесят лет он счел некоторым преувеличением.

– От лорда Тилбери я ничего не скрыл, но тем не менее он намерен нанять тебя.

– Странно! – сказал Сэм, невольно чувствуя себя польщенным таким настойчивым желанием заручиться его услугами у человека, который видел его всего раз в жизни. Пусть лорд Тилбери редкостный зануда, но факт остается фактом: он обладает тем даром, без которого невозможно разбогатеть, тем таинственным, почти сверхъестественным даром распознавать талантливого человека при первой же встрече.

– Вовсе не странно, – возразил мистер Пинсент. – Мы с ним ведем деловые переговоры. Он пытается убедить меня поступить так, как в данный момент я поступать не собираюсь. Он думает, что я буду ему обязан, если он освободит меня от тебя, и в этом он совершенно прав.

– Дядя, – истово произнес Сэм, – я добьюсь успеха.

– Да уж, добейся, а не то… – сказал мистер Пинсент, не смягчившись. – Это твой последний шанс. Нет никаких причин, почему я должен содержать тебя до конца твоих дней, и я не намерен этого делать. Если и в издательстве Тилбери ты будешь валять дурака, не думай, что сможешь кинуться назад ко мне. Упитанного тельца не будет. Запомни это.

– Запомню, дядя, но не беспокойтесь. Что-то говорит мне, что успеха я добьюсь. И в Англию я поеду с удовольствием.

– Рад слышать. Ну, теперь все. До свидания.

– Знаете, как-то странно, что вы меня туда отсылаете, – задумчиво произнес Сэм.

– Не нахожу ничего странного. Я рад, что мне подвернулась такая возможность.

– Да нет… я хочу сказать: вы верите в хиромантию?

– Нет. Всего хорошего.

– Потому что гадалка сказала мне…

– Эта дверь, – сказал мистер Пинсент, – открывается автоматически, если нажать на ручку.

Проверив это утверждение и убедившись в его верности, Сэм вернулся в собственную обитель, где узрел, что мистер Кларенс (Фарш) Тодхантер, популярный и энергичный шеф-повар грузового судна «Араминта», уже проснулся и закурил короткую трубку.

– Что это был за старикан? – осведомился мистер Тодхантер.

– Это был мой дядя, глава фирмы.

– Я что, заснул у него в кабинете?

– Вот именно.

– Ты уж извини, Сэм, – сказал Фарш с благородным сожалением. – Вчера ночью я припозднился.

Он объемисто зевнул. Фарш Тодхантер был тощим, жилистым человеком за тридцать, с высоким лбом и меланхоличными глазами. Раздосадованные товарищи по плаванью, поиграв с ним в покер, иногда уподобляли эти глаза очам скончавшейся рыбы; однако критики, которых не жгла мысль о недавних финансовых потерях, а потому свободные от предубеждения, скорее нашли бы в них сходство с глазами попугая, после того как тот обозрел жизнь и обнаружил, что она полна разочарований. Фарш обладал сильной склонностью к пессимизму и под влиянием винных паров имел обыкновение темно намекать, что получай каждый по своим правам, так он был бы прямым наследником графского титула. История была длинная, запутанная и бросала тень на всех, кто был к ней причастен. Но поскольку он каждый раз рассказывал ее по-новому, взыскательные обитатели кубрика относились к ней скептически. А в остальном он варил макароны по-флотски лучше всех в Западном океане, но ничуть этим не чванился.

– Фарш, – сказал Сэм. – Я уезжаю в Англию.

– И я. Отплываем в понедельник.

– Да неужели, черт возьми! – сказал Сэм и призадумался. – Я должен уплыть на «Мавритании» в субботу, но, пожалуй, я бы отправился с вами. Шесть дней тет-а-тет с лордом Тилбери меня что-то не прельщают.

– А кто он?

– Владелец издательства «Мамонт», где я буду работать.

– Так отсюда тебя поперли?

Сэма слегка задело, что этот малообразованный человек с такой легкостью докопался до истины. Да и в тактичности Тодхантеру приходилось отказать: он мог бы по меньшей мере сделать вид, будто отставка была добровольной.