Марк посмотрел вокруг. Двор состоял из двух двухэтажных домов и отдельно стоящего сарая с двумя входами. Двери сарая были открыты настежь, и время от времени из них выходили люди и вновь скрывались в глубине, чтобы не попасть на глаза непрошенным гостям. Две женщины хлопотали возле примуса, на котором стояла большая кастрюля с водой. Марк подошёл поближе, желая заглянуть в миски, чтобы увидеть, чем они заваривают свою еду. Несколько вялых картофелин, которые на мелкие части крошила одна из них, а вторая взбивала в своей миске небольшое количество муки, добавляя ещё что-то, делавшее массу в миске буро-коричневой. Больше ничего Марк не разглядел, и ещё одна догадка пронзила его: у них больше ничего не было! Маленькие кусочки нескольких вялых картофелин и какое-то подобие клёцок из этой буро-коричневой массы – это было всё, чем жители этого двора могли заправить свою еду. Марк ещё представил, как такие же старухи, как та, что не двигаясь сидела на ступеньках, и мужчины, что толкали телегу и грузили трупы, и оборванные дети – все они стоят в очереди за ложкой этой похлёбки. Ему стало стыдно за выпитый с Беббером спирт и съеденные белые булки с салом и ветчиной. Пленных Дулага тоже кормили отвратительно, но хоть как-то стабильно и лучше.

– Господа офицеры спрашивают, что ты думаешь о санитарном состоянии этого двора?

Голос Ольги вывел его из оцепенения. Он совсем забылся, а между тем его привели сюда как врача, и сейчас он скажет им, что так содержать людей нельзя, в этой вони и в этом голоде, иначе здесь вспыхнут различные инфекции и недалеко до эпидемии. И он начал говорить, а Ольга переводила. Он объяснял, что нужно очистить выгребную яму, улучшить питание, при этом он показывал на женщин у примуса и полупустые миски перед ними. А ещё нужно произвести дезинфекцию и санитарную обработку, и он лично готов всё это делать со своими фельдшерами. Они смотрели и слушали, а когда Ольга перевела последнюю фразу, Ганс посмотрел на Беббера и сказал что-то, обращаясь к нему, словно Марк был пустым местом. Слова, которые перевела ему Ольга, застучали у него в мозгу.

– Не стоит так уж сильно стараться ради этих юде. Через месяц, от силы два, это гетто будет ликвидировано со всеми обитателями. Нужно всего лишь предотвратить вспышку эпидемий на этот отрезок времени.

Кровь прилила к лицу Марка, и оно стало пунцовым от напряжения. Он представил на мгновение стоящими на краю расстрельной ямы обитателей двора, и ему захотелось броситься на Ганса с кулаками, бить его по холёной роже, вцепиться зубами в его горло и сжимать до тех пор, пока он не перестанет двигаться. В себя его привёл голос Беббера.

– Миша, вас ист лос? Ист дир шлехт?

– Господин Беббер спрашивает, что с тобой, тебе плохо?

– Я… я уже в порядке. Немножко задохнулся от вони.

– Мы будем ждать тебя на улице, а ты постарайся прикинуть, сколько хлорной извести нужно на такой двор, чтобы не было эпидемии.

Марк остался наедине с обитателями двора. Он медленно обходил двор, пытаясь сообразить, сколько же нужно высыпать хлорной извести, чтобы не было заразы, представляя при этом, как она будет выедать им глаза. Марк старался не смотреть на этих женщин, ему нечего было им сказать, даже нечем было их приободрить. И ещё он представил себя катящего по дороге гетто телегу с телами. А ведь скажи Ольга слово, и он тоже может оказаться здесь, и тогда ему тоже останется жить месяц или два. Представив себя на краю расстрельного рва рядом с этими женщинами и старухой, Марк испытал чувство настоящего страха. Он проник во все клеточки тела и парализовал волю. Он с трудом заставил себя закончить осмотр двора и с трясущимися руками задыхаясь выскочил наружу. Увидев его, Ганс махнул рукой, призывая следовать за ними, и группа двинулась дальше.