«Хорошо, – подумала Джалар, – это хорошо: значит, не так холодно».

Пальцев ног она не чувствовала уже давно. «Надо остановиться, – поняла Джалар. – Мне не выбраться отсюда ночью. Надо дождаться утра».

Сама эта мысль была такой страшной, что даже внутри головы стало холодно. Джалар сошла с лыжни, добралась до раскидистой лиственницы, нырнула под ее ветки и только тогда отстегнула лыжи. Снег был такой глубокий, что можно провалиться по пояс и не выбраться уже никогда. Здесь, под лиственницей, его было меньше. Джалар походила, пытаясь прогнать сон. Она знала, что спать нельзя, ни в коем случае нельзя. Уснешь – и Навь утащит тебя навсегда, даже имени не спросит. Джалар пошарила по своим карманам. Нашла старый сухарь – наверное, он лежит здесь с прошлой зимы – и шкурки от сала, которые мама попросила положить синичкам в кормушку, а она забыла. Джалар сжевала их по одной, потом сгрызла сухарь. Она не хотела есть, но надеялась, что еда хоть чуть-чуть согреет ее.

Ночь шла дальше, катилась, ворочалась в снежной постели леса. Джалар ничего не слышала, но чувствовала ее дыхание, жар ее ледяного тела рядом с собой. Стоит только замереть – и тебя сцапают. И не важно кто: волки, холод или Навь. Джалар ходила вокруг лиственницы, тихонько пела, пока не охрипла, потом сжалась в комочек, охватила колени руками. Она раскачивалась, выла, ей было так холодно и страшно, что она готова была уже сама позвать Навь, лишь бы все закончилось поскорее. Потом все-таки уснула. Во сне увидела маму. Та гладила ее по голове и шептала: «Дождаться утра, тебе нужно только дождаться утра, родная. Утро совсем близко».

Но Джалар уже уходила. Она уже протянула Нави руку, думая, что это мама.

И тогда они пришли.

Их было двое.

Они ткнулись носами ей в плечо и висок, лизнули щеки шершавыми языками. Потом одна легла ей в ноги, другая под бок. Сквозь заиндевевшие ресницы Джалар видела их гладкие спины, чуткие уши, влажные, нежные глаза, которые были прекраснее всех звезд. Она чувствовала их терпкий запах, звериный, теплый. Она хотела обхватить одну за шею, ту, что грела сейчас ее ноги, но олениха вывернулась из-под руки и положила голову ей на живот. Джалар всхлипнула и заснула снова.

На рассвете оленихи поднялись и выбрались из-под лиственницы. Джалар еле-еле встала, чувствуя тяжесть закоченевших ног, нацепила лыжи и пошла следом. Оленихи ждали ее, поглядывали, кивали изящными головами. У Джалар почти не двигались руки, она шла очень медленно, но старалась не отставать. Она не знала, куда ее ведут, но остаться одной еще и на следующую ночь не хотелось. Когда солнце перекатилось через зенит, Джалар поняла, что глухота прошла, ей слышалось, что ее зовут по имени, но не было сил крикнуть в ответ. Да и кто может звать? Кто поверит, что девятилетняя девочка смогла пережить ночь в лесу одна, без огня, теплых шкур, без еды, без булсы, без всего того, что берут с собой опытные охотники, если идут на волков и ясно, что придется ночевать в лесу?

Джалар шла. Лыжи мешали, от усталости она не могла сосредоточиться на плавности движения, но снять их было бы самоубийством, и она продолжала идти, падать на поворотах и спусках и все-таки брести вслед за оленихами. Наконец они остановились. Джалар тяжело оперлась на них, обняла за шеи. Она поняла, куда ее вывели, узнала это место. Осталось только подняться на пригорок, и внизу будет деревня, дом, родители. Ночь уже кралась за Джалар по пятам. Надо спешить. Она погладила одну олениху, вторую, заглянула им в глаза.

«Спасибо», – прошептала она.

Джалар рассказала это отцу, маме, бабушке и всем тем, кто набился в их избу послушать. Тэмулгэн схватил два мешка с сеном и унес в лес, разбросал его по всей лыжне, на которую, как ему казалось, свернула Джалар. Он хотел найти лиственницу, что стала для его дочери домом на страшную ночь, и поблагодарить, он бы каждую ветку облил самыми густыми сливками с медом, но не нашел и подумал, что девочка могла и обознаться в темноте и вовсе не лиственница то была, да и какая разница? Ее спас лес. Лес послал ей олених, а не волков, лес помог, вывел к людям. Вернул домой, не подменил, вернул живую и здоровую. Тэмулгэн напоил самой ядреной булсой корни священной сосны с рысьим ликом, что росла на Яви-горе, обнял ее и поблагодарил от всего сердца.