- Марь Петровна, мы тут вам одну штучку хотим показать.

Ошарашенная Света, под носом у которой я пощелкала пальцами, достала кулон и положила на стол. Марья Петровна взяла его и начала внимательно разглядывать.

- Интересная штучка, - дипломатично заметила она. - И что же?

- Вспомните, может, вы видели что-нибудь подобное? У кого-нибудь из наших? Может, давно?

Марья Петровна снова принялась рассматривать кулон, вертя его и так, и эдак.

- Если мне не изменяет память... - она выжидательно замолчала.

- Ну-ну! - подбодрила я.

- Кажется, я видела что-то похожее у кого-то из Васиных сестер. Только тот был желтенький. У Тони? Нет, у Варвары. Или, все-таки, у Тони? Не помню, хоть убей. Помню черное шелковое платье с большим кружевным воротником, ну, так в пятидесятые модно было. И кулончик этот в вырезе. Он такой странный был, как и этот, - Марья Петровна поправила сползшие на кончик носа очки и пощелкала ногтем по ушку. - Я еще спросила, почему ушко такое, наверно, царапает. Но вот кто же это был?

Она пригорюнилась. Еще бы! Память, которой она так гордилась, взяла вдруг и подвела.

Звонок хлыстом ударил по нервам, я вздрогнула, пролила чай и хотела закричать: «Не открывайте!», но Марья Петровна уже спешила к двери. Это оказалась всего-навсего соседка. Пока старушки долго и нудно обсуждали проблему несправедливо завышенных коммунальных платежей, я лихорадочно обдумывала услышанное.

Антонина, младшая из золовок Марьи Петровны, умерла два года назад, на несколько месяцев пережив единственного сына Леонида. С женой Леонид давным-давно развелся, их трое сыновей, которых я в жизни ни разу не видела, жили в других городах. Насколько мне известно, все они приезжали на похороны, часть имущества забрали себе, часть раздарили или выбросили. Безнадежный вариант.

Варвара, которой недавно стукнуло восемьдесят три, пребывала в глубоком, безнадежном маразме. Она жила в Москве вместе с внучкой Светой, той самой, за которую я вначале чуть не приняла мою раннюю гостью. Когда-то Варвара была модной художницей, принадлежала к высшим слоям богемы. Как рассказывали дедушка и Марья Петровна, она была знатной красавицей, хотя сильно портила себя безвкусной одеждой, неумеренной косметикой и обилием дешевых побрякушек. Как знать, кто мог прибрать к руками эти самые побрякушки, дешевые и недешевые? Невестка Катерина? Или внучка?

Света, похоже, думала в том же направлении.

- Не забывай, кулоны эти сто лет назад могли продать, подарить, потерять и так далее, - вздохнула она.

- Марь Петровна, у вас телефончик московский Громовых есть? - спросила я вернувшуюся старушку.

- Конечно, - кивнула она, сгорая от любопытства. - Только вот Варя совсем плохая, ничего не соображает. Если только Светочка...

- Светочка-то мне и нужна, - я повернулась к Свете: - Слушай, я не могу назвать себя слишком богатой...

Та поняла с полуслова:

- Звони. Я тебе куплю карточку.

Я достала сотовый и набрала продиктованный Марьей Петровной номер. Трубку долго никто не брал, потом отозвался тоненький, слегка запыхавшийся голосок:

- Алло?

Я постаралась как можно быстрее и доходчивее объяснить, кто я и что мне надо. Света Громова задумалась.

- Кулон-то я помню, - наконец сказала она с сомнением. - Но вот куда он делся? У мамы его точно нет. Бабушка никогда никому ничего из своих сокровищ не дарила, говорила, что все мне достанется. У нее огромная шкатулка всякой дребедени, целый ларец. Я иногда все вынимаю и ей показываю. Но в последний раз кулона, кажется, не было. Перезвоните мне через часик, я поищу.

- А зачем вам кулон-то? - не выдержала Марья Петровна.