– Соколов, ты как всегда! – Прокричал кто-то с другого ряда.

– Ну почему я такой сексуальный?! – Фальшиво запел этот идиот одну песню, а потом, видимо не вспомнив ее дальнейших слов, начал петь другую: – Одинокий мужчи-ина в самом соку…

Я весело хохотала, шагая за другом, но что-то меня вдруг заставило обернуться. Обернувшись, заметила физичку и внутри у меня все сжалось от ее строгого, тяжелого взгляда.

– Хьюстон, у нас проблемы, – прокашлявшись, тихо промямлила. – Дима, придурок, обернись!

Соколов, продолжая напевать, садился за парту. Затем, он все-таки решил меня послушать и обернулся. Веселая песенка в ту же секунду оборвалась. Голубые глаза его округлились, а на лице нарисовалась невинная улыбочка.

Я тихо вздохнула, садясь на стул. В группе повисла тяжелая атмосфера.

– Ой, Анна Васильевна, здравствуйте, – все с той же улыбкой проговорил Димка, подскочив. – Э, народ, вообще-то учитель в классе! Проявите хоть каплю уважения и поднимите свои за… То есть, поднимитесь!

Мои одногруппники, в том числе и я, встали. Странно, но все были сначала в ступоре и ожидали, какая участь ждет бедного Соколова. Одного Диму, кажется, это совсем не волновало. Стоит себе, улыбается, на физичку поглядывает ангельским взглядом.

– Соколов, с тобой все в порядке? – строго поинтересовалась Анна Васильевна, скрестив руки на груди.

Это была женщина лет сорока, одетая в черный, деловой костюм. Лицо ее, на котором красовались модные очки, было строгим, синие глаза имели тяжелый, холодный взгляд, от которого лично мне становилось не по себе.

– Со мной? Ну, да, – как ни в чем не бывало ответил Димка, будто не он распевал песни на всю аудиторию несколько минут назад.

– Мало того что ты вместе с Самойловой, опоздал, так ты еще и орешь песни с неприличными словами, – возмущенно проговорила Анна Васильевна.

Ух, сколько металла было в ее спокойном голосе. Я поежилась, опустив голову. Может, пронесет?

– Почему вы считаете слово «сексуальный» неприличным? По-моему нормальное слово! Тем более это правда, – с гордыми нотками в голосе отозвался Соколов. – Или вы сочли неприличным другое слово?

Ой дура-ак. Я ткнула друга в бок, чтобы прекратил нести чушь, но он, кинув на меня короткий взгляд, снова посмотрел на преподавательницу, которая, кажется, была в шоке. В глазах ее плескались гнев и удивление.

– Соколов, ты находишься в учебном заведении, веди себя тут соответственно! Мне директрисе пожаловаться? Еще один такой фокус, и я напишу докладную на всю группу. – Женщина, хмуро взглянув на Димку, величественно прошла к своему столу. – Садитесь.

Мы и остальные студенты с облегчением сели. Все же мой немного недалекий друг являлся любимчиком всей группы, поэтому за него многие переживали.

– Ты совсем идиот? – через какое-то время тихо прошипела я, следя глазами за тем, что чертила на доске Анна Васильевна. – С этой теткой шутки плохи, Соколов. Она тебя сожрет и костей не оставит.

– Ой, Самойлова, напугала кота сосиской, – тихо, но пренебрежительно ответил мне Димка. – Я знаю подход ко всем учителям, так что расслабься.

После своих слов он вальяжно откинулся на спинку стула, изображая короля и победно мне улыбаясь.

– Соколов, ты почему не пишешь? Сейчас к директору отправлю! – Рявкнула преподавательница, заставив Димку своим ледяным голосом резко склониться над тетрадью и продолжить писать конспект.

Я тихонько усмехнулась, промолчав. Сейчас говорить было нежелательно.

Пара пролетела, как ни странно, быстро. На следующем занятии я уселась рядом с Никой и без зазрения совести проболтала с ней все полтора часа, получив при этом кучу замечаний.