– Я тебе яйца оторву.

– Больше ребенка делать не будем?

Смеемся. Правда, в ее смехе чувствуется нервозность. Ревнивая психопатка моя.

– Ты психопатка моей жизни номер 1.

– А кто второй?

– Отец, кто же еще.

Смеемся. Но тихо, не хотим разбудить ребенка посреди ночи.

– Низами…

– Что милая?

– Ты мой.

– Я принадлежу своему народу.

– Я покажу тебе народ.

Свернулась как котенок, ластится ко мне. Мы оба голые, тела прикасаются, она трется своей попкой о мой член, из-за всего этого я сразу же возбуждаюсь. Целую шею, языком провожу по ее уху, сосу ее мочку.

– Эйй, аххх, ты что делаешь? Помогите, полиция.

Смеюсь.

– Опять начал паясничать?

– Да, ахх. Не ты ли говорила, ахх, что, ахх, женщина для мужа должна быть французская повариха на кухне, ахх, мягче, жизнь моя, мягче..

– Говори, я слушаю

Ахх, прикалывается....ахх

– Я вся внимание.

– Ахх, не играй. Ахх

– Да, ты говорил о поварихе.

– Сукина дочка. Ахх, повариха, ааа, в гостях друг, ахх…

– Так, потом…

– Аххх, в постели шлюха, ахх.

– Ахххаа.

– Правильно? Ахх

– Молодец, правильно, шлюхой, а не шутом.

Смеемся. Обняв ее сзади еще крепче, прижимаю к себе, глубоко захожу в нее, зажимаю ей рот рукой, чтоб ребенок не проснулся. Мое дикое обращение еще больше ее возбуждает. Мы опять стали сношающимися волками. Волки обычно верны друг другу.

– Куда кончить?

– Внутрь!

– Ты же говоришь для второго ребенка еще рано?

– Умник, ты сам это говорил!

– Ну да, разница в возрасте должна быть как минимум 3 года, мы же не тупые деревенщины.

– Ахаха, мой городской. Ты не деревенщина?

– Деревенщина, но не из тупых, а-ха-ха.

– Да, а я из городских.

– Хм, значит, деревенщина трахает городскую девочку?

Сказав это, начинаю еще сильнее трахать ее.

– Аааа!

Опять рукой затыкаю ей рот. Кусается.

– Заткнись.

В спальне идет сладостная, агрессивная, полная борьбы игра.

– Голос женщины вам не заткнуть!

– Заткнись!

Ускоряю движения, она теряет нить разговора, дыхание прерывается. Что есть женщина в руках умелого мужчины? Любимый музыкальный инструмент. Мужчина извлечет из нее любой звук, который пожелает. Смеюсь над этими мыслями.

– Чему смеешься, сволочь.

– Ааа, сволочь? Папе скажу.

– А я своему отцу и братьям.

– Что скажешь?

– Что ты трахаешь их девочку, называешь ее шлюхой.

– Ааа, нужно бежать из страны.

Опять смеемся. Как же мы счастливы.

– Чему смеешься?

– Разговору о городской и деревенщине.

– Чему именно?

– Что бы вы, городские, без нас делали?

– Да ладно! Что бы вы без нас делали? Возжелатели ослов.

– Ахаха, девочка, этим зоофилы занимаются, а не все.

– Bana ne, bana ne (тур.-мне-то что?)

– Ооо, турецкая женщина в моей постели?

– Да, я все твои фантазии!

– Да, ты все мои фантазии.

В постели то ускоряемся, то замедляемся. Опять она пытается что-то сказать.

– Заткнись.

– Голос женщины аххх уй да, уй да…

– Ну, что женщины?

Прикалываюсь

– Уй, даааа. Нет насилию над женщиной!

– Ооо, у меня в постели и феминистка есть. Я трахаю феминистку?

– Да! Уй дааа! Ааа…

– Что милая, ханум феминистка, что-то случилось?

– Прошу, умоляю, ахх, быстрее, еще быстрее!

– Ааа, ведь феминистки не просят у мужчин…

– Ааа, прошу, прошу, Низами

– Вы ведь свободны, не зависите от мужчин..

– Сволочь! Сволочь!

– Чья сволочь?!

– Моя! Трахай меняяя! Ааа…

Ускорившись, трахаю ее, кусая. Если б не ребенок в комнате, здесь стоял бы ор. Поменяв позу, ставлю ее под себя. Хоть в реальной жизни и не показывала, но она пыталась заполучить доминирующее положение. Пока что я забивал на это из-за мягкого, для азербайджанского мужчины совершенно кроткого и добродушного характера, но в постели, каким бы ты мягкосердечным ни был, невозможно обуздать дикого мужчину, дикую натуру внутри, он выходит наружу.