Реформированная школа буддизма, к которой принадлежали эти двое, в Тибете наиболее распространена. Но как раз в нашей местности было несколько монастырей, в которых были иные правила. В них монахи и монахини жили семьями, а их дети оставались в монастыре. Такие монахи сами обрабатывали свои поля, но никогда не получали государственных должностей – на них могли претендовать только представители реформированной школы.

Власть монахов в Тибете – явление уникальное, его можно сравнить только с жесткой диктатурой. Монахи с недоверием относятся ко всякому внешнему влиянию, которое может угрожать их власти. Они достаточно умны, чтобы понимать, что власть их все-таки не безгранична, но наказывают любого, кто выразит какое-либо сомнение по этому поводу. Поэтому многие из них были очень недовольны нашим общением с местным населением. Ведь наше поведение, свободное от всяких предрассудков, могло натолкнуть тибетцев на разные вредные для монахов мысли. Мы ходили по ночам в лес, не боясь прогневать демонов, забирались на горы, не зажигая жертвенного огня, и с нами ничего плохого не происходило. В некоторых местах с нами обращались подчеркнуто холодно, что можно приписать влиянию лам. Но с другой стороны, тибетцы приписывали нам сверхчеловеческие способности, поскольку считали, что другого объяснения нашим вылазкам не найти. То и дело нас спрашивали, что мы задумали сделать с ручьями и птицами, зачем мы с ними так много общаемся. Ведь тибетцы никогда и шагу не ступят без определенной цели, поэтому они считали, что мы неспроста бродим по лесам и сидим на берегах ручьев.

Между тем наступила осень, и приближалось время, когда мы должны были покинуть Кьирон. Нам было трудно расставаться с этим раем на земле. Из лагеря мы бежали полтора года назад, война закончилась, но наше положение не изменилось, потому что получить разрешение на пребывание в Тибете нам так и не удалось. От лагеря до Кьирона мы проделали примерно восемьсот километров, не считая прогулок по окрестностям. Теперь пришла пора снова двигаться в путь. Из прошлого своего опыта мы знали, что самое главное в дороге – иметь достаточный запас еды, поэтому в двадцати километрах от Кьирона в сторону поселения Дзонка мы устроили тайник, где хранили в основном цампу, масло, вяленое мясо, сахар и чеснок. В этот раз, как и при побеге из лагеря, мы должны были нести все вещи на себе.

Сильные снегопады, предвещавшие раннюю зиму, несколько нарушили наши планы. Мы с точностью до грамма рассчитали все, что берем с собой, а теперь стало ясно, что необходимо еще второе одеяло. Зима, конечно, самое неблагоприятное время для путешествия по высокогорным плато Центральной Азии, но в Кьироне оставаться дольше нельзя было ни в коем случае. Мы даже подумывали, не переправиться ли нам тайно в Непал, чтобы перезимовать там, но отказались от этой идеи, поскольку непальские пограничные заставы славятся особой бдительностью.

Собрав нужное количество провианта в тайнике, мы принялись мастерить себе переносную лампу. По-видимому, местные жители заметили, что мы что-то затеваем, и больше не оставляли нас ни на минуту без присмотра. Постоянно при нас были соглядатаи, так что нам не оставалось ничего другого, как отправиться в горы, чтобы без помех доделать осветительный прибор. Абажур мы смастерили из обложки моей книжечки по истории региона и тибетской бумаги, наполнили маслом портсигар – это должно было питать наш огонек. Источник света, пусть даже слабый, был нам необходим, потому что мы планировали снова идти по ночам, пока не минуем населенные районы.