Он убрал руку сам – даже для стальной выдержки это было несколько чересчур. И может ли многоопытная графиня Потоцкая не замечать, что происходит? И что, черт возьми, происходит здесь с ее полного одобрения, да еще и под ее руководством?

– Благодарю вас, – ровным тоном сказала графиня, выпрямляясь и подтягивая шаль на плечах. – Я вас оставлю ненадолго, мне нужно принять лекарство и разыскать документы для представления в Сейме, если они, конечно, помогут. Надеюсь, общество Оленьки вознаградит вас за доброту к больной старой женщине…

Тут Милорадович потерял дар речи – он, кажется, понял. А графиня, вновь глядя в упор, пронзительно и остро, продолжила по-русски, понизив голос со значением:

– Я очень надеюсь, граф, что вы мою дочь не обидите, и буду крайне признательна, если вы хоть немного просветите Ольгу насчет средств, которыми она сможет добиться успеха этой тяжбы, даже когда меня вдруг не станет.

– Это не нужно…

Она перебила, оплела цепкой паучьей лапкой уже его запястье и сжала с неожиданной, почти нечеловеческой силой. Ведь вроде просто ведьма, а не упырица, хотя для ее дочери, похоже, разница невелика!

– Я лучше знаю, что нужно моим детям. Успокойте же меня, граф. Я на вас очень полагаюсь.