Послышались шаги, бряцание оружия, императрица с тревогой смотрела на дверь. Но, в резко открывшуюся дверь, вошёл не император, а Лев Велент со своими этериотами, с ними папия Михаил.

– Что вам тут надобно? – грубо спросила Феофано.

– По приказу императора мы должны осмотреть весь гинекей, прошли слухи, что здесь могут укрываться изменники! – бесцеремонно ответил Лев Велент.

– У меня в покоях? – удивлённо спросила Феофано.

– Моя госпожа пусть не сердится, это приказ императора, – заискивающе объяснил папия Михаил.

Феофано вздрогнула, она испугалась, глаза её забегали, чтобы не выдать себя совсем, она стала смотреть в пол, сама лихорадочно думала, как хорошо, что я не спрятала заранее у себя Иоанна Цимисхия, как тот просил.

Этериоты обшарив покои, ушли, вместе с ними ушёл и Лев Велент, остался лишь папия Михаил, видя беспокойство в глазах императрицы, сказал:

– Госпожа может не переживать, я всю ночь буду вместе со стражниками у дверей покоев, никто не посмеет войти сюда!

– Но зачем? В гинекее никого ведь нет, снаружи везде стража, папия Михаил может идти отдыхать, в нём нет надобности!

И всё же я эту ночь буду подле своей императрицы! – возразил папия Михаил.

– Что же поступай, как знаешь! – с безразличным видом, сказала Феофано.

Внезапная болезнь паракимомена Василия вызывала подозрение, было явное понимание того, что он намеренно удалился из Букелиона. Прибытие опального Цимисхия со своими отборными друнгами под стены Константинополя, без ведома императора Никифора Фоки, тайная переписка патриарха с Цимисхием и Феофано – всё это говорило о том, что готовится переворот. В пользу этого было ещё то, что начальник этериотов Лев Велент получил много солидов, улумам выяснить не удалось, от кого точно он получил золото, от патриарха или от паракимомена, но это ничего не меняло. Савва написал императору записку, в которой сообщил о своих подозрениях, но имён намеренно не указал, предполагая, что Никифор Фока возьмёт под стражу всех подозреваемых. Но император повёл себя не так, как рассчитывал начальник улумов, может на императора повлияло то, что на днях он схоронил своего отца Варду Фоку, и эта потеря близкого человека вывела его из равновесия, император сник, был рассеян, не мог собраться с мыслями. Вместо того чтобы насторожиться и принять меры для своей безопасности, кинулся искать помощи у тех, кто и задумал заговор. По приказу Лев Велент с этериотоами обыскал весь гинекей, но намеренно не проверил примыкающую террасу, с которой вниз свисала верёвочная лестница, а вернувшись, доложил, что никаких заговорщиков в покоях императрицы нет. Никифора Фоку не насторожило прибытие опального полководца с войском, добавить к этому, молчание патриарха Полиевкта, внезапная болезнь паракимомена Василия и отказ его от придворных лекарей. Император словно забыл о своих верных улумах, о Савве, служившем ему честно, с полной отдачей. Неправильные действия василевса привели к неизбежности, ловушка захлопнулась.

Глубокой ночью он отправился к своей любимой, обожаемой Феофано, в надежде в её объятиях найти утешение, утонуть в её ласках, забыть о тревогах. Войдя в спальню, он протянул руки и быстро приблизился к ней, стал жадно целовать, от Феофано сильно пахло розовым маслом, кружившим ему голову, Никифор распахнул на ней накидку, целуя её страстно меж холмиков грудей, горячо зашептал:

– Как ты прекрасна! Я так по тебе соскучился, обними меня, согрей моё сердце, удуши своими сладкими поцелуями!

Никифор Фока увлёк её на ложе. Она прикрыла ему рот ладошкой и спросила: