Волна тепла окатила ступившую на трап Полину, она замерла и зажмурилась на мгновение, кто-то за ее спиной сказал:

– Ну что же вы, девушка!

Она обернулась и одарила спешащего счастливой улыбкой. Кажется, так искренне и беззаботно она улыбалась впервые за последнее время. Бродяга-ветер ласково потрепал ее по волосам, приветствуя ее и выражая свою к ней приязнь.

Пройдя паспортный контроль, Полина получила свой багаж, среди прочих прилетевших прошла по коридору, потом через небольшой зал, а дальше уже был зал ожидания, и только теперь до нее дошло, что несколько смуглых киприотов в форменной одежде, скучавших в том самом коридорчике, который она только что миновала, – это и есть таможня, и расслабленное нелюбопытство кипрских таможенников тоже ей понравилось, как нравилось все остальное, что она видела здесь.

– Полина? – вынырнул из группы встречающих молодой парень. – Здравствуйте!

Был он смугл, черноволос и кудряв.

– Вы Костя?

– Да!

Он просто лучился от счастья.

– Как же вы меня узнали, Костя?

– О, это было очень просто! Мой шеф сказал мне, что на всем московском рейсе вы будете самой красивой девушкой!

Полина засмеялась. В Костасе было лукавство, которое обычно встречается только на Востоке и которое не позволяет никогда понять до конца, какова доля правды в произносимых речах.

Они вышли к стоянке машин. Здесь было яркое солнце и какие-то особенные краски, которых дома Полина не видела.

– Сюда, пожалуйста! У нас в машинах руль справа, пассажир сидит слева, это все британцы, ну что возьмешь с колонизаторов? – тараторил Костас. – Если бы остров когда-то достался французам или немцам, например, сейчас было бы все как у людей, а так для всех, кто из Европы, тут не жизнь, а это… как его…

– Сплошное недоразумение, – подсказала По-лина.

– Пускай будет так! – легко согласился Костас.

Он говорил почти без акцента.

– Вы хорошо знаете русский язык, – оценила Полина.

Костас расцвел, как ребенок.

– Я учился в Ростове. Закончил три курса.

Больше ничего не сказал. Но не очень-то он, похоже, расстраивался из-за того, что учеба в России не задалась. Он вообще производил впечатление человека неунывающего.

– Это Солт-Лейк, соляное озеро, – тараторил Костас, указывая на ровную, как стол, поверхность справа от дороги. – Здесь зимуют фламинго. Розовый фламинго! Знаете?

Полина не успела ни ответить, ни спросить, куда же эти самые розовые фламинго подевались, а Костас продолжал:

– Хала Султан Текке. Мечеть. Вон там, рядом с пальмой. Видите? Святое место для мусульман. Там похоронена тетка пророка Мухаммеда. Мусульмане пришли сюда воевать, она была с ними. Упала с мула, сломала себе шею. Бедная женщина! И зачем ей был нужен этот Кипр?

Наконец их машина вырвалась на автомагистраль, где встречные потоки автомобилей были разделены, и Полина перевела дух, потому как до сих пор она с непривычки чувствовала себя неважно: сидела слева, там, где в России обычно сидит водитель, только перед ней не было руля, и при этом машина двигалась по левой полосе, а встречные шли по правой, и ей все время казалось, что это неправильно, что это местные водители такие хулиганы – им доставляет огромное удовольствие нарушать правила дорожного движения, причем нарушать злостно, и местная дорожная полиция, не в силах вынести подобного зрелища, попросту попряталась, предоставив хулиганам возможность куролесить на дорогах кто во что горазд.

Они нагнали огромный грузовик, в безразмерном кузове которого горой громоздились ярко-оранжевые апельсины.

– О! – округлила глаза Полина. – У нас так возят картошку!

– Вы первый раз на Кипре? – спросил Костас.