Впрочем, возможно, завтра она откажет мне в путешествии. Все же я сильно ее задел.

И зачем только?

Почему-то рядом с ней я начинал себя вести по-мальчишески. Мне определенно доставляло удовольствие ее дразнить, будто я подросток какой, а на кону не моя свадьба и перспективы.

Аббатиса ведь вполне могла разрушить все одним словом Верховному отцу, а тот имел огромное влияние если не на самого короля, то на принцессу — чересчур набожную и правильную.

Я прикрыл глаза, вспоминая наши короткие пересечения с Иолантой. Холодная и бледная, похожая на аквариумного сома, и такая же инертная.

Уверен, не будь у девчонки статуса королевской дочери, она бы добровольно ушла в монастырь, но таких вольностей ей попросту не позволяли.

Так же как и аббатиса, принцесса всюду ходила с томиком Библии и носила исключительно хламиды в пол. Вот только от Эрнесты даже на расстоянии ощущались огонь и энергия жизни, а Иоланту постоянно хотелось ткнуть палкой, как медузу, выброшенную на берег. Проверить: жива она вообще или нет.

Брак с ней мне представлялся унылым и скучным: мы будем видеться пару раз в месяц, а после рождения наследника она уедет куда-нибудь за город, чтобы мы не докучали друг другу своим нахождением рядом. Она будет молиться, а я начну заниматься делами, возможно, даже заведу любовницу…

Эта мысль меня повеселила, отчего-то представил, как в очередном покаянии рассказываю о своих планах аббатисе и она очередной раз вспыхивает в праведном гневе. В ее глазах, должно быть, я невероятный грешник.

Похоже, мою душу не спасти, потому что даже в этой мысли мне нравилось, как бесится аббатиса…

***

Утром встал ни свет не заря. Собрался и покинул номер.

Немного постоял под дверями аббатисы.

Уместно ли будет разбудить ее стуком и спросить ответ: согласна ли она отправиться в дальнейший путь?

Я уже поднес руку к полотну, но в последний миг передумал. Так и ушел ни с чем, решив, что если она захочет, то спустится сама, я же просто подожду ее в экипаже…

Возможно, даже целый час или полтора…

— Милорд, — выдернул из мыслей подошедший к дверцам кареты возница. — Мы стоим уже два часа. Лошади нервничают. Быть может, пора в путь?

Я рассеянно перевел взгляд на пожилого кучера. Он прав, аббатиса не придет… Очень жаль.

— Выдвигаемся, — коротко бросил я, с тоской глядя на пустующее место напротив себя.

На мягкую подушечку, на которой обычно сидела священнослужительница. Дорога без этой женщины будет убийственно скучной…

Кучер ушел. Я слышал, как он забирается на козлы, и в этот момент перевел взгляд на крыльцо гостиницы.

— Подождите! — вырвался приказ из моих уст, потому что по лестнице, никуда абсолютно не спеша, спускалась Эрнеста собственной персоной.

И точно так же не спеша направилась к карете.

Ее мягкие туфли, касаясь брусчатки, не оставляли ровно никаких звуков, но ощущение было совершенно иным. Словно каждый ее шаг отдавался в моих ушах звоном маленьких каблучков.

Аббатиса дошла до кареты, сама открыла дверцу и точно так же самостоятельно и независимо уселась напротив меня.

— Два часа, госпожа преподобная! — произнес я, едва сдерживая внезапно нахлынувший гнев. — Вы, должно быть, издеваетесь? Два часа?!

Она подняла на меня свои глаза, будто два омута, затягивающие в свои глубины, и невозмутимо произнесла:

— Ну должна же я была убедиться, что действительно необходима вам. Что такое два часа, когда на кону судьбы.

— Стерва, — невольно вырвалось у меня.

— Хам! — отозвалась она и открыла свою чертову Библию.