— Началось, — констатировала Розанна, бросив на падчерицу беглый взгляд, — надо спешить, — и заработала ещё активнее, разрисовывая последний нетронутый участок стены.
Себастьян всё это время стоял рядом со Снежей, пресекая даже мысли о побеге, только во взоре его отражалось невиданное доселе беспокойство. Он переводил взгляд со Снежаны на мать и обратно, но ничего не говорил. Когда на настенных часах пробило половину третьего ночи, Роза отставила бутылочку. Оставалось две минуты до момента рождения Снежки, две минуты до совершеннолетия, которое, судя по жутким приготовлениям, может вообще не наступить.
Неведомый сгусток энергии рвался из груди, сдерживаемый, казалось, лишь действием зелья, под которым находилась девушка. Розанна подошла совсем близко и из складок необъятного чёрного одеяния извлекла овальное зеркальце с украшенной искусно вырезанными растениями и завитушками ручкой, не очень большое, но и не слишком маленькое, как раз такое, в которое удобно смотреться по утрам. Происходящее всё больше напоминало всем известную сказку. Мачеха посмотрелась в зеркало, произнесла несколько непонятных слов и вложила явно дорогую вещицу в руку падчерицы, после чего вышла из нарисованного на полу круга и снова что-то зашептала, глядя на девушку.
— Повторяй за мной, — велела «матушка», когда часы показали 02:32 ночи, и начала торжественным тоном: — Я, Снежана Невер, по доброй воле вручаю душу мою и силу мою тебе, Розанна Неро, в полное и безоговорочное владение.
Снежа не понимала, почему ей присвоили чужую фамилию (она всю жизнь была Снежана Снегина, как бы смешно это ни звучало), отчего Роза взяла себе псевдоним (мачеха всегда была Черновой), какую такую силу имела в виду, при чём здесь душа, да и вообще, что это за диковинная речь, но повторила слово в слово. Просто не могла не повторить, потому что свеча в руках мачехи не уменьшилась даже наполовину, она вообще горела как-то слишком медленно, а идущий от неё аромат продолжал сковывать волю, помогая зелью. Более того, в эти мгновения что-то внутри Снежки и правда действовало «добровольно».
Снежану обожгло болью, когда из выпуклого цветка на рукояти зеркала вдруг выскочила игла и уколола ей палец. Брызнула кровь (нехило так уколола, оказывается), которая, впрочем, тут же впиталась в этот самый цветок, после чего его лепестки вспыхнули алым цветом, а поверхность зеркала засветилась, как и символы на полу и стенах.
Голос Розанны, продолжавший произносить непонятные слова, зазвучал громче, Снежу теперь буквально распирало от чего-то, что рвалось наружу, и, наконец, из её груди хлынул поток белоснежного сияния, которое стал поглощать зеркальный «экран». Грубо говоря, зеркало тянуло из неё эту неведомую доселе «силу»! Всё походило на кошмарный сон, когда ты отчаянно пытаешься проснуться, чтобы спастись от беды, но не получается, и просыпаешься ты в итоге или тогда, когда тебя настигает враг, или тогда, когда умираешь…
«Теперь мне уж точно конец…»
От ощущения, что у неё воруют что-то очень важное и нужное, из глаз брызнули слёзы. Что бы это ни была за «сила», она принадлежит ей, Снежане, и не с руки отдавать её всяким проходимцам! Девушка попыталась воспротивиться, возмутиться, вырваться, но подчиняющие чары (если так можно сказать) были сильнее, хотя в какой-то момент показалось, что белый энергетический поток медленно двинулся обратно. Мачеха заговорила громче, в её голосе послышались истеричные нотки, голова у Снежки закружилась, а потом «сила» снова стала перетекать в зеркало.
«Неужели вот так всё и закончится? Меня попросту «выпьют»?»