Адам. Может, тогда объяснишь мне, почему я должен постоянно выполнять все её прихоти? Чем она лучше меня? (С презрительным видом кивает на Еву). Вон, у нее и ручки-то слабенькие, ножки маленькие, вечно она мерзнет, и постоянно ей чего-то надо. Все дай, да дай. Постоянно лезет своими губами мне в лицо.

Ева (подскакивает к нему). Что, значит, лезет губами? Еще скажи, что тебе это не нравится!

Адам (отталкивая ее). Одна польза, что мальчишек родила. Так бы настряпала себе женский выводок, я б тогда отсюда сиганул, как нечего делать!

Отец. Никуда ты не денешься, если я того не пожелаю! Нет, честное слово, я, наверно, бредил, когда создавал вас.

Отец поворачивается к ним спиной и идет к креслу.

Отец (тихим, почти безразличным голосом). Сделайте одолжение, оставьте меня в покое. На сегодня вполне достаточно.

Адам проходит мимо Евы. Та корчит ему смешные рожицы. Адам многозначительно демонстрирует ей крепкий кулак и удаляется, громко хлопая дверью. Ева, довольная, что одержала свою маленькую победу, уходит вслед за ним с гордо поднятой головой, еще старательнее покачивая бедрами.

Темнеет. Солнце сменяется полумесяцем. Загораются звезды.

Отец устало опускается в кресло.

Отец. Наконец-то. Ушли. (Вздыхает). Создал себе человечество заново. Для кого, спрашивается? Никто из них по-прежнему ничего не ценит. Одна Ева еще хоть что-то старается понять по природе своего врожденного любопытства, а Адам, словно вечный младенец – мозг в зародыше, глаза, как две пустышки, и вперед, в игрушки свои играть. Внуки тоже…. радуют. Никак не могу вспомнить, чем именно. (С грустью, обращаясь к поблескивающему в темноте, полумесяцу). Думал – начну все с чистого листа, и они станут иными, не похожими на тех, предыдущих, а в мой дом, наконец, придет долгожданный покой. Надо же было так ошибиться. Они не хотят ими быть, этими «иными». Хотят быть свободными от меня. Думаешь, я этого не чувствую? (Горько усмехается). Ты когда-нибудь видел стадо, свободное от пастуха? Ну, и на что оно, по-твоему, похоже?.. Правильно. Ни на что определенное оно уже не похоже, потому что оно перестало быть даже стадом. (Задумчиво смотрит куда-то вдаль). Почему они не умеют ценить покой? Когда все хорошо, им тут же становится скучно. (Пожимает плечами). Им постоянно чего-то не хватает. Мечутся, словно стая глупых головастиков, а толку никакого, в глазах от них рябит. Постоянно всем недовольны… (Вдруг повышает голос). Глупцы! Это потому, что они ничего по-настоящему не теряли! Посмотрели бы они на тех, кто сейчас там, внизу (показывает рукой на изображение Земли), живет в постоянном страхе за собственную жизнь. (Устраивается в кресле, ворчливо). Вот возьму и выгоню их вон. (Вновь закрывает глаза, тихо). Посмотрим, как они повеселятся тогда… (Засыпает).

Та же комната. День.

Входит Ева. Смотрит по сторонам. Убедившись, что в комнате, кроме нее, никого нет, она облегченно вздыхает.

Ева. Никого. Вот и хорошо. (С любопытством осматривается). Интересно, почему он запрещает заходить в эту комнату в свое отсутствие? (Подходит к рисунку с изображением анатомии человека). Это что такое? (Разглядывает рисунок). Какая гадость! (Отходит от рисунка на шаг, приглядывается, затем опять подходи). На Адама похож… (Отходит от рисунка и идет вглубь сцены). Где же книга, которую я вчера здесь видела? (Ищет). Нигде нет. Вот досада. У меня, как назло, уйма времени, а занять себя абсолютно нечем….

Приятный мужской голос за сценой. Хозяева дома?

Ева. Люцер! (Кричит в сторону голоса). Я тут! (Тихо, с восторгом). Он бесподобен!