– Как вы посмели! Я не опущусь до откровенного подслушивания. Вы…
Мужчина негромко, но очень уверенно прервал меня:
– Тира, закройте рот, сделайте себе одолжение. Это касается именно вашей судьбы.
Почему-то глядя в прохладные болотно-зеленые глаза я молча повиновалась и аккуратно сдвинув листья, посмотрела через ажур веток на говорящих.
Калеб. А ведь утверждал, что уедет. И какой-то не слишком добропорядочный грубый мужчина рядом в поношенной одежде.
– … делать? Ты слишком расслаблен! – выговаривали моему Калебу.
– Тут совершенно ни о чем волноваться. Не мельтеши зря. Наоборот, все даже мне на руку.
– Но генерал!
– Вот именно. Эта глупышка только еще сильнее захочет ко мне, хотя уже и так влюблена, словно кошка. Стоит помариновать ее ещё немного.
– Ворон ничего не делает просто так.
– Ни в этот раз. Все будет очень чисто и красиво, позволю ей понаслаждаться пару месяцев после свадьбы, а потом трагически стану безутешным и очень обеспеченным вдовцом. Действуем по плану дальше. И…
Я отпрянула. Желудок заполнился свинцом, и так сложно стало дышать.
«Не здесь Селия. Не здесь».
Доэрти собирался начать беседу, но, увидев разом побелевшее лицо девушки с яркой мукой, сквозившей во всех чертах, невольно осекся. Он очень давно не чувствовал ничего похожего и сейчас что-то дрогнуло внутри него.
Сочувствие? Сопереживание?
Страшные слова.
Я сделала еще пару шагов назад, ни в силах отвести глаза от ряда кустарника, разделившего мою жизнь на две половины.
«Уйти, хочу уйти отсюда…»
– Тира, нам надо обсудить… – раздался голос Хакона.
Но я лишь бессильно шепнула непослушными холодными губами:
– Завтра.
И развернувшись, почти побежала к Рузе, стирая первые слезы, побежавшие по щекам.
Мы пронеслись до усадьбы вихрем, благо вакхана знала дорогу, поскольку я могла лишь прижиматься к ее шее, ничего не различая сквозь стоявшую влагу в глазах. А затем, вбежав по лестнице на второй этаж, закрыться в своих покоях, падая на постель, и скрючиваясь в комок боли и отчаяния, прижимая подушку к лицу, чтобы заглушить рыдания, вырывавшиеся из самого сердца.
«За что? Почему? Как я могла не понять?» – билось в голове, сменяясь картинами протянутой руки в танце, смеха на прогулках, поцелуев в ладонь и моих наивных мечтаний о нашем общем счастливом, ярком будущем.
Практически с истерическим смехом сквозь слезы, я вытянула из книги спрятанный шелковый платок со сделанной ранее собственноручно вышивкой «Селия Торнтон» и кинула его в горящий камин на пламенеющие угли, наблюдая, как обугливается мечта маленькой девочки о первой истинной прекрасной любви.
«Да, Селия Торнтон…»
Снова горько улыбнулась я. Как часто за последние месяцы в мыслях я примеряла на себя его фамилию.
«Доигралась, дурочка. А еще считала себя мудрой и независимой!»
Я плюхнулась на пуфик рядом с камином с некрасиво сгорбленной круглой спиной, складывая руки на коленях ладонями вверх и вглядываясь в пересечение линий судьбы. Внутри осталось ничего: ни сил, ни эмоций, ни каких-либо устремлений.
«Надо ложиться спать…»
Глава 3
Собираясь на следующий день на вроде бы обещанную встречу, у Хакона были серьезные опасения, что ему не откроют двери или скажут, что хозяйка не принимает. Вездесущий Фрон конечно же успел крикнуть в спину, чтобы Доэрти непременно купил букет. Пожилой повар, ранее служивший в личном отряде генерала, затем вышедший в отставку и не имеющий собственной семьи, переехал жить к бывшему начальнику, и теперь был излишне воодушевлен новостью о том, что Хакон посещает «благородную юную девицу из хорошей семьи».
«Мда, цветы…» – хмыкнул про себя генерал, направляясь в поместье Барлоу.