Тяжело вздохнув, я приготовилась к шагу в сторону, не оставаться же мне на месте, когда тигр с открытой пастью несется.

Блин.

- Стоять! – когда до столкновения танка и маленького велосипеда оставалась считанная секунда, над нашими головами прогремел рык раздраженного Корнеева. – Пошла отсюда.

О, он ко мне обращается?

Я с удовольствием. И плевать, что это было сказано в грубой форме. Разворачиваюсь, но меня за руку хватают и на месте удерживают.

- А ты, Пижамка в цветочек, тут останешься. Кто еще не понял? Свалили живо!

Мой папа пожал бы ему руку и посоветовал бы идти работать в военную часть. Вот правда, он только отдал приказ, и все тут же растворились. Боковым зрением я видела, как Вика, прихрамывая, пошла к машине, а ее школьная подруга скрылась за углом.

- Отпусти меня.

Ага. Меня еще из тисков не освободили.

- Корнеев, руку отпусти!

А он не слушает. Внимательно смотрит на мое лицо и только улыбается.

- Значит, самоуверенный болван.

- Да. Теперь отпустишь?

Ой. А что он делает? Зачем наклоняется ко мне? Почему Звягина не бежит сюда, чтобы со своим идолом наедине побыть?

- Спокойной ночи, Натали. Мои печали ты утолишь потом, - прошептал он мне на ухо, а затем отпустил.

Вот так просто, даже рот мне не заткнул за такие слова, а взял и отпустил. Вдавливаю ногти в тонкую кожу, проверяя, в реальности ли еще я, а когда сознаю всё, срываюсь с места и лечу к машине, запрыгивая на переднее сиденье.

- Теперь обратно? – спрашивает таксист, кивая на подругу, которая уже посапывает сзади.

- Ага.

- Всё в порядке?

Откидываюсь на сиденье и анализирую, что я сегодня пережила. Как это можно назвать в порядке? Это дичь какая-то. Но… поворачиваюсь к заботливому мужчине и киваю головой.

«Натали, утоли мои печали, Натали».

Дурацкая песня.

Чертов Корнеев!

4. 4.

Укладывая Звягину спать, я была уверена, что утром она как минимум попросит прощения, как максимум клятвенно заверит меня, что при следующей пьянке она съест симку и не будет мне звонить.

Но Виктория - человек, который умеет удивлять.

Поэтому с утра пораньше меня будил не мой родной будильник, а похмельный вой раздраженной Звягиной.

Врать не стану, я успела злорадно поржать в подушку, перед тем как дверь об стену шарахнулась, и ее стук словно обещал мне, что еще такого же удара деревяшка не вынесет.

- Какого черта ты вчера меня опозорить вздумала? – Удивление? Нет. Шок. Я была в диком шоке от такого заявления. – Ты хоть соображаешь, что обо мне теперь думать будут?

- И тебе доброе утро. Можешь не благодарить, обойдусь.

Смотрю на часы и радуюсь, что у меня в запасе еще минут десять, чтобы понежиться под одеялом.

- Благодарить? За что? За то, что Даня теперь думает, что я общаюсь с какой-то колхозницей, которая по улицам в пижаме доисторической ходит? За это? Ты могла хотя бы одеться прилично?

Из головы тут же вылетели все мысли и надежды на покой и короткий сон.

- Уж извините, что не подумала о внешнем виде. Вик, а как надо-то? Платье с выпускного подошло бы, или тут случай особый, и мне через магазин ехать надо было?

Голосом, которым я произносила каждое слово, можно с легкостью охладить Африку.

- Хватит ерничать. Тусь, ты меня подставила, вообще-то.

Глаза человека – открытая книга. Все мысли, идеи можно прочитать в них. И я читаю. Я смотрю на свою соседку, из-за которой у меня была веселая ночка, и читаю в них только осуждение. Она и правда своей вины не чувствует. Она меня винит.

- Подставила? Да как у тебя рот открывается это говорить? Я последние деньги спустила, чтобы твою пьяную задницу забрать. Меня какая-то гадина чуть с кулаком своим не познакомила. И это я фиговая? Отлично! Дверь за собой закрыть не забудь.