- Конечно, негоже ведь царям за простолюдинками подсматривать. А если не следил, то что ты здесь забыл?

- Вилки дома закончились. Решил здесь парочку стащить. А ты?

Внимательно смотрит на меня, глазами играя. И ведь по лицу и не скажешь, что нагло врет. Только кто может поверить в этот бред? Да даже я понимаю, что если он захочет, то все вилки города сами к нему ползти начнут, и не только вилки. Все приползут. Кроме меня, конечно. Я единственной буду, кто его кобелиный зов не услышит.

Официантка уходит, и дядя Валера разворачивается к нам. Мы с Корнеевым синхронно, как по команде, спины выпрямляем и делаем вид, что шикарную скатерть на столе разглядываем. Только я через нос от злости дыши, а этот дурак песню «Натали» про себя напевает. Не сомневайтесь. Именно про печали поет. Я эту песенку с детства знаю. Мотив могу понять, даже если вы его ногой чеканить начнете.

- Ну, что? Знакомиться будем или так и продолжим шепотом разговаривать?

- Даниил.

- Хоть имя узнал. А я Валерий Евгеньевич. Можно просто Валерий Евгеньевич, я не обижусь.

Я от смеха прыскаю, а вот Корнеев и ухом не повел, кивнул и руку мужчине пожал. И не выдернул, когда дядь Валера ее с силой сжал. Я видела, что сжимал. У него хватка знаете какая, орлы из части здороваться с ним боятся. Переживают, что косточки сломает. А мажорик вон ничего, пожал и на место сел, будто его сейчас на прочность и не проверяли.

- Как я понял, с Натальей моей не друзья вы.

Вот что значит умный человек.

Сразу понял, что меня с этим парнем вообще ничего связывать не может. Совершенно ничего, кроме кислорода, которым мы вместе дышим.

Пфф. А я-то переживала, что сейчас шоу «стыд и позор» начнется.

Выдыхай, Тусенция, выдыхай.

- А вы это как поняли?

Чуть соком не подавилась. Этот говорун мне салфетку протягивает, а сам цыкает, мол, аккуратнее надо быть.

Аккуратнее?

В первую очередь надо рот на амбарном замке держать. А во вторую не задавать посторонним людям глупых вопросов, особенно когда не надо.

- Я эту принцессу с детства знаю. Уж поверь, могу отличить, когда она людям рада, а когда готова их на полигон вывезти и под мишень поставить.

- И меня она хочет…

- Она ничего не хочет, – влезаю я. Сколько можно обо мне в третьем лице разговаривать? – Дядь Валер, Корнеев - парень моей соседки.

Глаза обоих мужчин на лоб лезут, а брови отрываются от своего насиженного места и взлетают вверх.

- У-у-у, – тянет дядь Валера и заметно расслабляется. - Сочувствую тебе. Кнопкин батя рассказывал, какая у нее соседка.

Давай, Корнеев. Не подведи. Не смей меня сдавать. Не вздумай врушкой выставить, хоть я в данный момент ею и являюсь.

- Спасибо за сочувствие, но, а кому сейчас легко?

Он немного ко мне наклоняется, пока папин друг кусок мяса режет.

- А тебя в детстве не пугали, что из-за вранья язык отсыхает?

Пугали. Еще как пугали. Но объясняли, что ложь бывает во благо. И вот чую, что это как раз подходящий случай подпортить себе статистику добрых дел.

Кручу головой, пытаясь невинную улыбку на лице изобразить, чтобы никто и не понял, какой адреналин во мне сейчас бушует.

- Корнеев, не вздумай что-то сказать. Ты уйдешь, а мне потом разгребать всё придется. Поверь, если мой папа узнает, что его доченьку типы всякие достают, то под твоими окнами будет стоять вся военная часть с автоматами. Оно тебе надо?

- А я рисковый парень, детка.

- Я тебя очень прошу…

Вот блин.

- Проси. Я слушаю.

- Вы чего там шушукаетесь? – на этот раз дядь Валера вклинивается в разговор. Видать, надоело ему одному с мясом скучать.

Домой хочу.

И плевать, что там странная Звягина.

Я просто хочу наконец-то свалить из этой психушки для богатых и чертова Корнеева больше не видеть и не слышать.